Он понял, что его возвращения ждали. Ждали именно здесь: они понимали, что ему возвращаться больше некуда.
Они окружили Мазура, который и не пытался сопротивляться, — это было бессмысленно. Подъехала машина, его затолкали в салон и повезли по лагосской вечерней пыли в неизвестном направлении.
Мазура везли в машине. Слева и справа сидели полицейские, он чувствовал их крепкие плечи. Военные говорили между собой на местном диалекте. Некоторые слова Мазур понимал, но связать их в целостную картину при всем его старании не получалось.
В голове тасовались мысли, как в карточной колоде.
«Пока они ее не нашли, я им нужен. Это — во-первых. Во-вторых, было бы неплохо понять, кто же? Кто разгромил блокпост?»
После того, как он совершенно неожиданно для себя обнаружил мертвую пустыню на месте дислокации своих солдат, времени на то, чтобы разобраться, в чем же дело, у него не было.
На переднее сиденье взгромоздился чиновник, похоже, не мелкого масштаба. Несколько раз он поворачивался к Мазуру, и, широко оскалив рот, расплывался в плотоядной усмешке. При этом он подмигивал Мазуру обоими глазами, но сохранял молчание, лишь иногда перебрасывался парой фраз приказного тона с полицейскими.
«Где же я его видел? — задавал себе вопрос Мишель. — Уж очень знакомая рожа».
Мазур попытался заговорить со своими конвоирами, обратившись к ним по-английски, но вместо содержательной беседы получил пинок, правда не сильный, под ребра. Здоровенные полицейские, видимо, получили приказ держать рот на замке у своего конвоируемого. Ну а какой хороший полицейский, особенно в Африке, да еще и в Нигерии, откажется приложить руку к преступнику. Если не демонстрировать силу закона, то всякая шваль, того и гляди, поднимет голову.
Машина ехала очень быстро, подпрыгивая на выбоинах. Дороги Нигерии вообще не отличаются хорошим состоянием, но эта была чем-то из ряда вон выходящим. Видимо, им не терпится, раз так гонят. Но кто же стоит за всем этим?
По его ощущениям, ехали они около пятнадцати минут. Никакой деревни за время следования на пути не встретилось. Единственное, что мог определить Мишель, — автомобиль двигался на восток. Впрочем, из этого наблюдения особо полезных выводов сделать пока не получалось. Машина сбавила скорость.
«Прибыли, — подумал Мазур. — С корабля на бал».
Через несколько секунд автомобиль остановился. Раздался длинный сигнал. Из огромных ворот, закрывавших въезд, вышел громила-охранник. Подойдя к окну, он уставился на приехавших, мерно пережевывая жвачку. Водитель через окно машины гортанным голосом что-то сказал гиганту.
Машина плавно тронулась снова. Мазур попробовал осмотреться, но его предупредили по-английски:
— Сиди тихо.
Собственно, он и не думал что-либо предпринимать. Но его просто бесило вынужденное бездействие и невозможность полноценно анализировать ситуацию.
— Можно подумать, у меня есть выбор, — съязвил легионер.
В следующий момент он получил несильный удар под левое ребро.
— Будешь много разговаривать, замолчишь совсем.
— Радужная перспектива, — покачал головой Мазур.
— Вот именно, — ухмыльнулся гориллоподобный персонаж справа. — Очень скоро у тебя появятся просто шикарные перспективы.
Он расхохотался, запрокидывая голову.
Пока машина с пленником ждала внизу, охранник с чиновником поднялись наверх доложить об их приезде.
На вилле в это время находился Сытин с Краевским. Эта парочка ждала приезда Роберто Саганипожу, который сам взялся руководить поимкой Мазура. Они и не ожидали, что чиновник появится так скоро.
Комнату, в которой еще так недавно устроили погром, прибрали: не оставалось больше осколков стекла, мебель водворили на прежнее место. Но до конца привести все в надлежащий вид времени не было, так что прежнего великолепия здесь уже не наблюдалось. Теперь в этой комнате, похожей на небольшой зал, сидели два компаньона и молча ждали каких-либо известий о задержании Мазура. Оба, не сговариваясь, сидели, уставившись в пол и сложив руки на коленях в замок.
Когда в комнату вошел охранник и обратился к Сытину, оба ожидающих синхронно подняли головы.
— Господин Сытин, приехал замминистра со своими людьми, они ждут внизу. С ними пленный.
Сытин и Краевский переглянулись. Хозяин виллы нервно заерзал в кресле.
— Наконец-то, — сказал Сытин. — Ведите их всех сюда.
Охранник послушно кивнул и пошел исполнять приказание.
Сытин заметно осунулся за это время. Последние дни не прошли для него даром. У него были воспаленные глаза, резче обозначились морщины на лбу и вдоль щек. Краевский тоже находился не в лучшем состоянии, нервное напряжение сказывалось и на нем.
Двое солдат, охранявшие Мазура в машине, ввели его в комнату. За ними шел улыбающийся Саганипожу.
— Привет! — воскликнул он. — Что, не ждали?
— Да уж, — протянул Краевский. — Вы нас просто поражаете.
— Такой уж я человек, — веско сказал замминистра. — Если я сказал — значит, так и будет. Если поражать, то приятными событиями, не так ли, господин Сытин?
Тот кивнул головой, уставившись на Мазура.
— Свою часть уговора я выполнил, — картинно подняв брови, сказал Саганипожу. — Теперь дело за вами…
— Будет вам оружие, — махнул рукой Сытин. — Потом поговорим.
— Уф, как жарко, — достав большой цветастый платок, обмахивался чиновник. — Я бы сейчас выпил что-нибудь холодное.
— Проводите гостя, — коротко бросил Сытин охраннику. — Мой бар к вашим услугам. Там вы найдете все, что пожелаете.
Замминистра удалился.
— Снимите, — скомандовал Сытин одному из охранников.
Солдат снял наручники, сковывавшие руки Мазура. Тот, с наслаждением растирая онемевшие запястья, повел плечами.
— Вы офицер миротворческих войск, не так ли? — по-английски обратился Краевский к нему.
Мишель молча смотрел хозяину виллы прямо в глаза. Затем ответил:
— Я легионер. А кто вы?
— Где моя дочь? — спросил Сытин, дернув щекой в приступе нервного тика.
Мазур смотрел на него в упор и ничего не отвечал.
— Ты что, не понимаешь, о чем я тебя спрашиваю? Где Ольга, сукин ты сын? — Последняя фраза была сказана по-русски.
Мишель, усмехнувшись и выдержав паузу, тоже сказал по-русски:
— Вы знаете, что захватили и удерживаете миротворца?
Сытин, в ожидании ответа на единственное, что его волновало, не сразу понял, что пленник имел в виду. Вдумавшись в последние слова, он медленно произнес:
— А ты понимаешь, что об этом никто может и не узнать? — Голос его был низким и угрожающим.