– Враг моего врага – мой друг, – по ситуации ответил старик и представился: – Йон Кэсомун. – Сперва седовласый сложил перед грудью ладони, а затем протянул руку для приветствия.
Пришлось назваться и Саблину с Николаем.
– А вы что здесь делаете в таком наряде? – спросил Виталий.
– Я диссидент, если это вам интересно.
Ситуация складывалась в пользу Боцмана и его людей – ведь если старик Йон диссидент, значит, не откажется помочь тем, на кого охотятся северокорейские военные. Поможет просто из принципа, потому что ненавидит этот режим.
– Мне нужно надежное укрытие. Надо спрятать людей на какое-то время. На авиабазе остались подходящие помещения, где их никто не обнаружит? – в лоб спросил Боцман.
– На авиабазе много чего осталось. Мы там живем и чужих туда не пускаем. Но, кажется, для вас я готов сделать исключение. Только с одним условием – вы объясните мне вашу задачу.
Зиганиди вопросительно посмотрел на Саблина – мол, не стоит доверяться этому странному типу полностью. Ведь до сих пор в чаще скрываются невидимые стрелки-арбалетчики, ждущие только нужного сигнала от своего покровителя.
Боцман в нескольких фразах обрисовал ситуацию: рассказал про затонувшую подлодку, спасенный экипаж и про то, что северокорейские военные хотят захватить субмарину и людей. Старик явно не был дураком и образование имел, потому повторять дважды ему не приходилось.
– Это наш блиндаж и наше овсяное поле. Там более-менее безопасно. Но лучше будет перевести ваших людей на авиабазу. Там мы полные хозяева. Пошли! – скомандовал старик и двинулся в путь.
Йон даже не оборачивался, чтобы посмотреть, последовали ли за ним русские. Не прошел старик и десяти шагов, как из зарослей выбрались двое корейцев помоложе. Они тоже были вооружены самодельными арбалетами.
– Ну, что ж, если нас приглашают, то стоит идти, – прошептал Николай Боцману.
– Уважаемый, – на ходу окликнул старика Саблин. – Вот вы говорите, что диссидент, ненавидите русских, а почему-то носите старую советскую военную форму и отлично говорите по-нашему. Эти вещи как-нибудь связаны между собой?
– Самым непосредственным образом. Когда-то я был студентом, учился в университете, а потом на меня написали донос.
– Было за что? – поинтересовался Боцман.
– В общежитии, когда я готовился к занятиям и читал работу Ким Ир Сена, то по неосторожности сказал вслух свои мысли – «Это же черт знает что такое». Вот один из однокурсников и написал.
– И вас посадили?
– Для начала обошлось. Мои друзья в один голос утверждали, что я имел в виду совсем другое. Мол, это черт знает что такое, когда на изучение гениальной работы вождя отводится всего одна пара – два академических часа. Посадить меня не посадили, в лагерь не отправили, но из университета исключили как неблагонадежного и отправили на лесозаготовки в Россию.
Саблин удивленно посмотрел на шагавшего по тропинке старика:
– Разве корейцы у нас заготавливают лес?
– Вот и вы не знаете, хотя человек тоже образованный. Между нашими правительствами существует соглашение – наши граждане заготавливают у вас на Дальнем Востоке лес, при этом живут в концлагерях, обнесенных высоким забором с колючей проволокой и вышками, на которых стоят автоматчики, на работу водят под конвоем. Никаких мотопил, никакой механизации – все вручную: топоры и двуручные пилы. Ваши законы на территории этих лагерей не действуют. За это наша страна забирает треть заготовленного леса, а две трети отдает вам. Там трудно выжить, трудно уцелеть, и я бежал. Полтора года мне удалось прожить без документов, работать за гроши на подсобных работах, но это была свобода. Мне помогали корейцы из ваших российских граждан. Ну, а потом я попал в милицию, и согласно договору между нашими правительствами меня депортировали на родину. А страшней этого ничего не может быть. Ведь вы, молодой человек, о концлагерях знаете только из учебников истории. А я это пережил на собственной шкуре.
– И все же вы теперь на свободе, – напомнил Зиганиди.
– Это приятная случайность. Нас, заключенных концлагеря, перевозили морем на барже, и мы попали в шторм неподалеку от острова Шо. Уцелело семь человек: пять заключенных и двое конвоиров. С тех пор мы и живем здесь, прячемся, ведь такая свобода лучше. Кое-что осталось на авиабазе брошенным: керосин, зерно… донашиваем форму. Есть и кое-что из оружия, но мы предпочитаем тишину. Арбалет бьет не хуже винтовки и, что самое главное, – абсолютно бесшумно. Хотите взглянуть? – Старик продемонстрировал Боцману самодельный арбалет. – Кусок рессоры от автомобиля, тросик, приклад. Это несложно сделать.
Саблин оценил любовно сделанный арбалет – это и впрямь было грозное оружие.
– Осторожно, – остановил его Йон. – Впереди растяжка. Мы не любим пришельцев, хотя и тревожат они нас очень редко. Раза три в год приходится прятаться глубоко под землю в бункеры.
– Это когда идет бомбометание или артобстрел с моря? – уточнил Зиганиди.
– Да, тут много неразорвавшихся снарядов и бомб.
Старик тщательно проследил за тем, чтобы все аккуратно переступили через замаскированную в траве растяжку.
– Вот мы почти и дома.
За лесом уже виднелись развалины здания авиабазы. Внешне все выглядело так, словно бы нога человека уже не ступала здесь несколько десятилетий: осыпавшаяся штукатурка, кроваво-красный выветренный кирпич, почерневшие железобетонные конструкции. Летное поле там и сям было изъедено оспинами воронок от бомб.
И тут старик в выгоревшей советской военной форме резко присел и зашипел на остальных:
– Спрячьтесь.
– А что такое? – уточнил Боцман, правда, после того, как и сам присел в высокой траве.
– Это они, – замогильным голосом произнес Йон, взведенный арбалет он держал наготове.
– Кто – они? – так же тихо спросил Саблин.
Метрах в двухстах в густой высокой траве происходило движение. Какие-то существа хрустели сухими стеблями, бурчали.
– Нет ничего страшнее одичавших собак, – пояснил Йон. – Одичание происходит быстро, и собака становится диким зверем. Псы сбиваются в стаи, и не стоит попадаться у них на пути… – Старик опустил арбалет. – Все, кажется, прошли.
Вскоре Боцман, Зиганиди и сопровождавшие их корейцы уже ступили в развалины. Седобородый старик стал спускаться по крутой лестнице под землю. Из темноты тянуло холодом и плесенью.
– Погодите, – остановился Йон, снимая со стены палку, обмотанную тряпкой.
Громыхнула крышка на ведре. Саблин ощутил явственный запах солярки.
– Подержите, – старик сунул Николаю факел, а сам принялся высекать искры, стуча какой-то железкой об обломок трехгранного напильника. – Это церий, – пояснил Йон, когда густо посыпались искры.
– Лучше я. – Виталий достал зажигалку, и огненный язычок лизнул пропитанную соляркой тряпку.