– Никого не осталось. Одни трупы. Мои ребята свое дело знают. За нами грязь подчищать не приходится.
Майор, как всякий нормальный человек, не любил убивать. Но убийство было частью его работы. А работу Бойцов привык выполнять тщательно и до конца.
Больше всего Бойцов боялся привыкнуть к смерти. Тогда и собственная жизнь, и жизнь близких теряет ценность. Он знал парней, с которыми происходила такая штука. У каждого свой запас прочности. Если он на исходе – из спецназа надо уходить. Иначе ты можешь превратиться в безмозглого мясника, сеющего вокруг смерть и разрушение. Или стать обреченным человеком с выжженной душей, которого очень быстро найдет костлявая старуха с косой.
Майор воевал не за абстрактные цели. Ему было наплевать на конституционный порядок или целостность государства. Он даже не смог бы разъяснить, что такое этот самый конституционный порядок и с чем его едят. Бойцов сражался за своих солдат, за тех, кто сгнил в бандитских ямах, за заложников, которым отрезали головы, за погибших во время терактов и за то, чтобы это средневековое скотство поскорее прекратилось.
Майор презирал тупых политиков, заваривших эту кашу и отсиживающихся в фешенебельных резиденциях под охраной верных телохранителей. Но беспредельная тупость политиканов не оправдывала звериной ненависти бандюков, вздумавших поставить на колени целую страну. Впрочем, война оставляла мало времени для философствования. Лишь иногда Бойцову нестерпимо хотелось собрать в кучу больших людей, замутивших весь этот кровавый беспредел, дать им в руки оружие и заставить убивать друг друга перед созванным народом. Но это была лишь наивная мечта, которую майор быстро прогонял прочь. Война уже перешла ту черту, когда еще можно было попробовать уладить проблемы мятежной республики мирным путем. Теперь среди боевиков главенствовали непримиримые отморозки и религиозные фанатики. А этих парней можно было остановить только с помощью оружия. Иных средств майор не видел.
Поговорив с оператором, Бойцов перешел в командно-штабную машину.
Та стояла в центре разбитого лагеря, укрытая маскировочной сетью. Возле нее негромко тарахтел электрогенератор и нарезал круги часовой. При виде спецназовца солдат отдал честь. Бойцов знал парнишку, просившегося к нему в группу.
– Главный у себя? – остановившись, спросил он.
– Так точно! – бодро выкрикнул солдат.
– Не ори, тут не плац, чтобы глотку драть, – поморщился Бойцов.
– Виноват. – Лицо солдата огорченно сморщилось.
– Да ладно, – по-свойски бросил майор, не хотевший обидеть восторженно таращившегося на него часового.
В командной машине было прохладно и тихо. На столе с картами жужжал вентилятор. Рядом с ним стоял электрочайник «Бош», попыхивающий паром. Когда майор вошел, чайник автоматически отключился.
Сидевший за столом седой человек в камуфлированной форме без знаков различия – командир командного пункта на территории врага – встал.
– За что тебя уважаю, Вепрь, так это за то, что приходишь вовремя, – весело произнес седой, шагнув навстречу майору.
– Точность в нашей профессии много значит, – приближаясь к командиру, ответил Бойцов.
Они пожали друг другу руки, после чего майор отступил на шаг, чтобы приступить к официальному докладу:
– Товарищ полковник, задание выполнено. Потерь среди личного состава нет.
Полковник со смешной фамилией Бородавник на разведке и диверсионной работе, что называется, зубы съел. Специалист экстра-класса, он успел повоевать и в Афгане, и в Африке. Еще в советские времена Бородавник, которого уже тогда сослуживцы называли не иначе как Борода, попал в серьезную передрягу. У самолета, перевозившего группу инструкторов и военных специалистов в Анголу, самопроизвольно открылась аппарель. Людей буквально высосало из разгерметизированного чрева транспортника, летевшего над океаном. С неимоверной высоты Борода вместе с другими рухнул в воды Атлантического океана.
Он выжил и добрался до берега.
Отлежавшись в рыбацкой деревне, Борода самостоятельно, в одиночку, пробрался через территорию, контролируемую повстанцами, к лагерю правительственных войск.
Советские офицеры, бывшие в лагере в качестве советников, онемели, когда вышедший из буша оборванец, похожий на ходячий скелет, на чистом русском языке сказал:
– Хлеба дайте. Жрать до смерти хочется.
Потом Бороду долго мурыжили контрразведчики. Никто не мог поверить, что он не утонул, преодолел путь в триста километров и нашел своих.
Усадив Бойцова за стол, командир разлил по стаканам кипяток. Из желтой картонной коробки Борода достал пакетированный чай.
– Давай, Вепрь, все по порядку, – окуная пакеты в кипяток, сказал он.
Ожидая, пока заварится чай, Бойцов кратко доложил о ходе операции:
– Вышли к базе строго по расписанию.
– Ты как машинист поезда говоришь, – усмехнулся Борода.
– Рассредоточились. Я приказал ударить с флангов. Сняли часовых.
– Наверное, ты и Шваб работали. – Способности группы Вепря полковник знал наизусть.
Прихлебывая горячий чай, Бойцов кивнул:
– Так точно.
– Продолжай.
– Значит, сняли часовых, подобрались к домишкам и сделали закладки радиоуправляемых мин. Когда туман начал подниматься, отошли на выбранные позиции.
– Это примерно во сколько? – делая пометки в блокноте, спросил Борода.
Майор наморщил лоб, хотя прекрасно знал время.
– К четырем утра уложились.
– Без наблюдения начали. Самодеятельностью занимаешься, – укоризненно покачал головой Борода.
Майор отрубил:
– Некогда было наблюдать.
– Тебе виднее.
– Я знал, что базу охраняет не более двух десятков человек. Сразу определил.
Борода хитро прищурился.
– По каким признакам?
Майор Бойцов вытер губы, отставил стакан и с обстоятельностью ученика, отвечающего выученный урок, сообщил:
– Охранение жидкое выставили. Затем, только в двух домах из труб дым шел. Значит, остальные пустовали. И на северной тропе свежие следы виднелись. Я сразу понял, что часть наших клиентов с базы ушли.
Удовлетворенный услышанным, полковник усмехнулся:
– Повезло парням.
– До поры до времени, – зловеще откликнулся Вепрь.
Командир притворно пожурил подчиненного:
– Ну, ты людоедом не прикидывайся. Может, они одумаются, сдадутся и попадут под амнистию.
Бойцов энергично замотал головой:
– Раньше Волга вспять потечет, чем они одумаются. Черного кобеля набело не перекрасишь.
– Это точно, – тяжело вздохнул Борода.