— Слушай, не говори ерунды. Ты жена, и ты должна объяснить им, что для полной конфиденциальности занимаешься этим сама, никто ничего не знает, все в строжайшей тайне. Дай им понять, что раскрыть псевдоним они, конечно, могут, но в таком случае Вячеслав Алексеевич имеет право предать огласке вот этот пункт договора, что не в их интересах. Думаю, они предпочтут выплатить деньги, тем более что вот эти три романа они уже печатают, не имея на них прав. Сроки вышли.
— Я не понимаю, там что, идиоты сидят?
— Очень часто там сидят полные идиоты, — хладнокровно заметила Элла. — Только советую, веди себя корректно, даже нежно, с юмором, без надрыва, легко и как бы между прочим подсунь им под нос вот этот пункт и вот этот. Но говори с ними не как со злейшими врагами, а как с милыми людьми, которые просто по рассеянности что-то упустили.
— Легко сказать! А если они не воспримут всерьез мои слова?
— Ох, не думаю!
А через два дня Элле позвонил ликующий Махотин:
— Элла, дорогая, я ваш должник! Все получилось и легко и просто! Они вели себя так, словно и сами собирались мне заплатить и все это чистой воды недоразумение и никто никому ничем не угрожал…
— Ну вот видите! Я очень рада!
— Элла, а как насчет гонорара?
— Беру только цветами!
— О! Я завалю вас розами!
— Да я пошутила!
— А я нет! Но у меня есть к вам предложение.
Приходите послезавтра к нам, у нас намечается небольшой сабантуйчик по случаю моего дня рождения. Будут только самые близкие друзья.
— Спасибо, но я…
— Нет-нет, никаких отговорок не принимаю!
И вообще, будем дружить домами! Даю трубку Любе, она вам объяснит, как нас найти, и ждем в восемь!
Элла была польщена. К тому же ей понравился Махотин, в нем не было чванства, он был хорошо воспитан. Да и Любка славная баба…
— Элка, если хочешь, приходи со своим мужиком… Он у тебя кто?
— Да ну его, не хочу!
— Дело твое! Может, у нас на кого-нибудь глаз положишь…
— А будет на кого?
— Не исключено!
— Слушай, а что подарить Славе?
— Ой, ты и так ему сделала подарок дай Бог на Пасху!
— Ладно, я что-нибудь придумаю. А форма одежды?
— Свободная!
Элла задумалась. А потом решила, что подарит Махотину купленный для подарка Мише модный шарф. Миша обойдется конфетами. Ей сейчас даже думать о нем не хотелось.
* * *
Шарф неожиданно понравился Махотину. Он очень ему шел.
— Черт побери, Элла, это именно то, что я хотел, он потрясающе подходит к моей новой куртке… Удивительно! Спасибо вам!
В огромной квартире Махотиных к назначенному часу собралось совсем мало народу. Старый его друг с женой и пятнадцатилетним сыном, который так откровенно скучал, что Элле было за него неудобно, и мать Вячеслава Алексеевича с мужем, отчимом Махотина. Томная, образованная дама, которая, узнав, что Элла родом из Одессы, принялась расспрашивать ее о городе, где часто бывала в молодости.
— Скажите, а Привоз еще существует? А как теперь называется гостиница «Красная»? О, я помню, в моей молодости там был потрясающей красоты метрдотель! Кажется, его звали Миша… Вы его не знали? А «Лондонская» еще существует?
— К сожалению, я двадцать лет не была в Одессе, — ответила Элла.
— И у вас не осталось никаких связей с родным городом?
— К сожалению, нет.
— Но неужто вас туда совсем не тянет?
Тут на помощь Элле пришла Люба:
— Эллочка, можно тебя на минутку? Хочу посоветоваться. Извините, Ирма Михайловна!.. Она Тебя задолбала вопросами, да?
— Ничего страшного, — пожала плечами Элла.
— Слушай, я ужин заказала в ресторане, вроде все прилично, но вот рубленая селедка, на мой взгляд, гадкая. Как ты думаешь, может, не стоит ее подавать, а?
— Я попробую. Нет, она ничего, просто надо кое-что добавить. Она неинтересная, но вполне съедобная. Я сейчас добавлю сюда яблоко.., чуть-чуть сельдерея, капельку сахара и перца — и будет отлично.
И Элла с удовольствием принялась исправлять неудавшееся блюдо.
— На вот попробуй! — сказала она Любе уже через три минуты.
— Элка, обалдеть! Это же шедевр! Я всегда поражалась твоим кулинарным талантам! Слушай, а помнишь, твоя бабушка делала какую-то фантастическую запеканку, кажется с селедкой?
— А, форшмак! Я тоже его делаю.
— Но форшмак же это как раз рубленая селедка!
— Вообще-то слово «форшмак» означает просто закуску, а уж какая это закуска, горячая или холодная… Бабушка называла это блюдо форшмаком!
— Элка, будь другом, пригласи нас как-нибудь на форшмак! Знаешь, я тут стала Славке расписывать, какая это вкуснотища, а он рожу крючит: гадость, мол. Но я уверена — сожрет все и еще сковородку вылижет!
— С удовольствием вас позову!
— Отлично! А какие котлеты ты делала! Я таких котлет ни у кого не ела.
— Любка, а ты что, готовить не умеешь?
— Готовлю как-то, но без вдохновения. Не люблю, и эта нелюбовь сказывается на результате. Вот и заказываю теперь в ресторане, когда гости, благо есть такая возможность.
— Что ж ты мне не сказала, я бы тебе такой стол сделала!
— Ну вот еще! Нельзя так баловать народ, в другой раз от всего начнут носы воротить, — засмеялась Люба.
И тут стали подходить гости. Набралось всего человек пятнадцать. Элла никого не знала, но почему-то чувствовала себя вполне свободно и раскованно, что вообще-то было ей несвойственно в незнакомых компаниях. Когда все уже сидели за столом и с аппетитом ели и пили за здоровье хозяина, раздался звонок и пришла еще одна пара. Хорошенькая женщина лет двадцати восьми, явно балерина, и мужчина, при виде которого Элла мысленно ахнула. Он чем-то напомнил ей Витьку, но не того мальчишку и не нынешнего респектабельного бюргера, а того, каким мог бы стать Витька, если бы не его нелепая жизнь. На вид новому гостю было лет сорок пять, лицо покрыто каким-то некурортным загаром, в синих глазах пляшут черти, от которых у Эллы зашлось сердце. Это был друг Махотина, с которым они вместе были в Афганистане, как выяснилось вскоре. Звали его Дмитрий Михайлович Воронцов, но все называли Митей. Он подарил Махотину африканский амулет из кости носорога. Его спутница ящеркой скользнула за стол, отчего Элла сразу ощутила себя до ужаса неуклюжей. От свободы и раскованности не осталось следа.