Но не находит она нужных слов. Долго писала. Когда начала писать – светло на дворе было. А как последнюю точку поставила – сумерки фиолетовые сгустились.
И тут в дверь постучали…
Вздрогнула Катя. Прикрыла письмо листком, в окно посмотрела… Не видать никого.
– Кого там нечистая принесла, – прошептала устало, поправила сбившиеся волосы и – в сени.
А из-за двери – тенорок жидкий:
– Мамка, ты? Открывай побыстрее!..
Обомлела Катя. Открывает дверь, да никак открыть не может – руки от волнения задрожали. Открыла наконец.
А на пороге – сын Кирюха стоит. Тот самый, давно уже сбежавший…
– Мамка! – на всхлипе выкрикнул и на шею ей бросился…
И расплакался Кирилл, как ребенок, – впервые за несколько лет.
Быстро управился наглоглазый с заданием. Прибыл меньше чем через час, доложил бодро: мол, все в порядке.
Правда, вернувшись в коттедж хомуталинский, держался он развязно, тем самым нервозность свою скрывая. И почему-то все время шею теплым шарфом кутал. Но не придал значения Петр Владимирович таким пустякам. Ведь душевное состояние подчиненного (с которым, к тому же время от времени любовью занимаешься) тоже понимать надо: не каждый день приходится человека в яме негашеной извести топить!
Разлил Хомуталин по рюмкам коньяк дорогой, выставил на стол блюдо с фруктами, коробку конфет открыл да и пригласил помощника своего скромную трапезу разделить.
– За успехи! – улыбается Петр Владимирович.
– Какие наши успехи! Диснейленду ведь все, кранты. – Собеседник вздохнул уныло.
– Знаешь, мне вот Янчевский незадолго до смерти хорошую фразу сказал, – глотнув коньяка, говорит Хомуталин. – Хоть и подлец он порядочный был… Да и ты, между нами, не лучше.
– Виноват. – Порученец глаза в рюмке с коньяком прячет. – Замазал он меня – я же рассказывал!
– Хорошо, что хоть сам понимаешь. А мысль очень простая. – Олигарх продолжает. – Умная. Как с пропащим проектом Диснейленда поступить… Как минус свой в плюс обратить. Слушай внимательно… Ты мне в этом поможешь.
Ночь непроглядная. Тучи свинцовые. Ни единой звездочки на небе. Мутный месяц куда-то спрятался. Дождик мелкий накрапывает. Тоскливо…
На пригорке, меж чернеющих котлованов, водою наполненных, – двухэтажная стекляшка «Гамбринуса» возвышается, в народе «Реанимацией» именуемая.
На боковой стенке – огромная трещина. И хоть забрали ту стенку в леса строительные, да без толку это: накладывай швы, не накладывай – обвалится «Гамбринус».
Блеснули стекла огромные в свете автомобильных фар. Это из-за пригорка неброский серый «Опель» выезжает. Остановилась машина у самых ступенек, вышел из-за руля какой-то мужик. Поднял владелец багажник, огромную пластмассовую канистру достал. Ключом дверку стеклянную отворил, вовнутрь зашел, пробку с канистры свинтил – и ну стойки пивные да столы со стульями поливать!
А мужик канистру пустую в багажник сунул и, прежде чем закрыть дверь на ключ, бросил вовнутрь обреченной «Реанимации» зажженную спичку…
«Реанимация» загорелась ровно в три ночи. Здание новое, свежеотстроенное, даже краска как следует высохнуть не успела.
А внутри – стулья пластмассовые, перекрытия деревянные, портьеры бархатные, перегородки фанерные. Чего бы всему этому не сгореть?
На следующий же день после пожара поползли по нашему городу слухи. И все – о «Гамбринусе», и все – о причинах беды. Полнится земля слухами. Полнится слухами город…
…В Парке культуры и отдыха дебаты полным ходом идут.
На скамейке садовой трое спорщиков. Случайно люди встретились, случайно разговорились, так же случайно и разойдутся. Да только каждый из них чужие версии о поджоге как минимум десятерым перескажет. Пьют спорщики пиво, курят нервно, каждый друг друга перебить пытается.
– Из-за чего обычно «красного петуха» запускают? – Один вопрошает, взглядом соседей обведя, зловеще так: – Из мести.
И, самым осведомленным себя посчитав, продолжает:
– Кто в нашем городке на такое способен? Только дагестанцы.
– Мужик, а кому и зачем им мстить? – Второй, непонятливо.
– Ясно кому – Хомуталину Петру Владимировичу! Бизнесмен-то наш для народа кабак этот отгрохал да цены самые дешевые установил!
– А «черным», что ли, не по нутру это пришлось? – Третий сомневается. – Им-то до цен на пиво какое дело!
– Ну да! Что, не знаешь? Рэкет они, мафия, решили бизнесмена нашего налогом обложить, а он их не побоялся да послал куда подальше!
Третий – неуверенно так:
– Так у меня брат на стройке того Диснейленда работает… Рассказывал мне, почему строительство свернули! Плывуны там, воды грунтовые… Да и «Реанимация» в аварийном состоянии. Все равно закрыли бы ту пивнуху!
– Ты че, мужик! – Первый внагляк наезжает. – Ты че – геолог? Умный слишком, да? Вон и в газете написано, и по телевизору передали: стройка там полным ходом шла. Просто цемент да блоки вовремя не подвезли, вот и пришлось ненадолго тормознуть строительство.
– Обожди, обожди. – Второй от нетерпения аж на скамеечке заерзал. – Я тут такое еще слышал: будто бы Амиров этот задумал в городе нашем террористический акт совершить. Помнишь, офис у них на Климовке сгорел с неделю назад?
– Да не сгорел, а взорвался!
– Вот-вот, и я о том же. Взорвался, значит. Но ведь не сам по себе! Взрывчатка у них была припрятана… «Гамбринус» – это еще цветочки. А ягодки впереди…
– Неужели мы их терпеть будем?!
Катит черный «Кадиллак» по центральной улице. Развалился Петр Владимирович позади порученца, за рулем сидящего. Телевизорчик смотрит, коньяк из бара лениво поцеживает, по сторонам поглядывает.
Доезжает лимузин до перекрестка, а там милицейский сержант стоит с жезлом в руках. И жезлом своим полосатым показывает – мол, останавливайтесь, дальше ходу нет.
Страшно удивился Петр Владимирович такому милицейскому беспределу. Вот уже лет восемь ни один ментяра не то что машину его не останавливает – косо взглянуть на нее боится.
Опустил Хомуталин стекло, голову наружу высунул.
– В чем дело?
– Приказано не пропускать никого. Вроде как массовые беспорядки.
– Давай назад, – скомандовал Петр Владимирович порученцу.
Взревел под капотом двигатель всеми лошадиными силами, да тут же в рокоте захлебнулся.