Моряки выжидающе смотрели на него.
Командир обвел взглядом своих людей и одобрительно кивнул.
С некоторой помпезностью двое моряков поднесли израильский флаг к шпилю и закрепили его на специальном тросе. Стоявшие вокруг почтительно замерли и вытянулись по стойке «смирно». Хорошо смазанные блоки не издали ни звука, полотнище с достоинством взлетело на вершину флагштока и с налетевшим порывом ветра развернулось.
Дружные крики восторга прокатились далеко вокруг. Моряки захлопали в ладоши, кто-то пустился танцевать хору. Командир был доволен своими моряками, и они были довольны им. Скоро домой! Две группы матросов, страхуя друг друга, полезли сдирать пленку с греческим названием, скрывавшую истинное имя их судна. Заиграла музыка.
Зетлер не стал принимать участия в торжественном поднятии флага. Напротив, он решил воспользоваться недолгой занятостью капитана, чтобы без него пообщаться с начальством. Потом придется что-нибудь выдумывать, чтобы отделаться от его присутствия, а сейчас, когда он занят своими игрушками, было самое время.
Оперативник вошел в радиорубку. Радист узнал его и уважительно приподнялся со своего места, ожидая указаний.
– Свяжи-ка меня с Ашкелоном, – сказал руководитель, но сразу же передумал. – А лучше покажи мне, где тут у тебя спутниковая связь, и поди погуляй пока.
Парень покладисто снял с себя наушники и освободил свое место начальству.
– Вот здесь эта трубка. Вот так включается…
– Хорошо, хорошо, я разберусь. Спасибо за помощь. Минут через пять сможешь снова заняться своими делами. – Зетлер снял трубку и, держа ее в руке, вопросительно посмотрел на радиста. – Ты хотел что-то спросить, сынок? Нет?
Парнишка смутился и проворно выскочил из рубки, затворив за собой дверь.
Седой «ястреб» набрал номер и после недолгого ожидания услышал знакомый голос своего шефа:
– Коген у аппарата!
– Доброе утро, генерал. Шимон Зетлер беспокоит.
– Насчет «беспокоит» это ты точно сказал, – вместо приветствия послышалось в трубке. – Выкладывай, что у тебя.
– Только хорошие новости! – из-за легкого эха оперативник сам слышал свой голос, показавшийся ему вполне бодрым. «Ну и дерьмовое же у тебя настроение, босс! Наверное, опять с женой поругался», – подумал он.
– Я жду! – с недовольством напомнил Коген.
– Все прошло как нельзя лучше! Игрушка у нас на борту в целости и сохранности.
– Арабы всегда были ленивыми и недалекими идиотами. Они клюнули?
– Скорее всего, да. Приборы засекли какие-то неясные шумы вблизи места работ, вполне возможно, что это их подводная лодка. Мы сразу ушли оттуда, чтобы им не мешать.
– Вот и отлично. Кстати, вы не очень спешите в порт? – Замглавы военной контрразведки прокашлялся.
– Идем в соответствии…
– Вот и не торопитесь пока, – перебил Коген. В трубке послышался его недобрый смешок. – Здесь не обошлось без сюрпризов. Один из наших молокососов чуть не завалил все дело. Знаешь как? Послал на телевидение фрагмент тех самых переговоров, щенок! Хорошо, что у нас везде свои люди.
– Все обошлось? – настороженно поинтересовался Зетлер.
– Да, он в тюрьме. По обвинению в государственной измене, так что его россказням мало кто поверит. Но, на всякий случай, вам лучше задержаться немного в пути. Вдруг есть еще какие-нибудь «доброжелатели». А так, поздравляю тебя, Шимон, с удачной акцией!
– За это стоит выпить, генерал!
– Вот-вот. И передай мои поздравления вашему капитану.
По распоряжению командира корабельный кок приготовил праздничный кошерный завтрак, который больше походил на закуску, и щедро наливал в стаканы кошерную водку. Веселье на корабле получило новый импульс. Глядя на своих расслабляющихся матросов, Ксиель Рашкес довольно улыбался себе в бороду. Его авторитет заметно крепчал, а что могло быть лучшей наградой для молодого честолюбивого командира?
Израиль. Ашкелон
Домработница заканчивала приводить в человеческий вид разоренный обыском дом. Это стоило ей немалых трудов, но за работу женщине щедро платили, а в связи с таким случаем обещали хорошую прибавку. Она уже навела порядок в жилых помещениях, оставался только подвал, где была оборудована мини-прачечная.
Иосиф Моисеевич восседал на своем привычном месте во главе стола, теперь сиротливо пустующего. Завтракал без особенного аппетита. Все мысли ветерана теперь были заняты только попавшим в беду внуком, и чем помочь ему, он пока никак не мог придумать. Страшно было представить, что в этот самый момент происходит с его Натаниелем в застенках. Допросы за допросами, побои охранников, может, даже пытки (в цивилизованном и гуманном подходе к изменнику родины со стороны спецслужб старик очень сомневался). От всего этого кусок не лез в горло. Отставив чашку с кофе, Эдельштайн подпер голову кулаком и сосредоточенно уставился в окно, как будто там можно было увидеть решение его проблемы.
Птица, перепорхнув с пальмовых листьев на крышу дома, едва не ударилась в стекло. Старик тяжело вздохнул, мгновенно представив своего внука такой же беззащитной птахой, попавшей в когти матерых стервятников. Что он может противопоставить натасканным ищейкам из «Шин-Бет» и прокуратуры? Ведь рано или поздно придется сознаться. И тогда они придут в дом еще раз и уже целенаправленно возьмут диск. А ведь это, пожалуй, единственное доказательство вины Натана, иначе бы зачем им с таким рвением искать его.
Эта мысль слабым лучиком надежды сверкнула в сознании. Появилась маленькая ниточка, которая могла подсказать старику, что же делать дальше. «Если найдут запись, – размышлял ветеран, отрешенно наблюдая за колыханием листьев за окном, – то Натану уже никто не сможет помочь. Никакие адвокаты. Считай – поймали с поличным. Значит, ее надо как можно скорее перепрятать. А куда? Эти пройдохи обшарили весь дом и перевернут его еще сто раз, если им захочется. И отыщут. Оставить на месте, в Торе, – могут догадаться, и тоже сцапают. Значит, остается одно – сделать так, чтобы злополучная штучка исчезла. И лучше навсегда. Уничтожить. Сжечь!»
В глазах старика блеснула решимость. Он даже привстал, чтобы, не откладывая в долгий ящик, осуществить идею. Но потом остановился, замер и снова упал на стул, обхватив седую голову руками.
«Бред. Несусветный бред. – Безвыходность ситуации донимала его, словно зубная боль. – Чтобы посадить мальчишку, у них и так хватит улик. А если не хватит, они придумают. Эти их методы всем распрекрасно известны. Тогда что же они привязались к этому диску?» Изо всех сил растирая свои виски, Иосиф Моисеевич пытался нащупать в памяти верную дорожку. «А ведь информация, хранящаяся на этом пластиковом кружочке, наверняка бросает тень на какую-то важную шишку из контрразведки, – где-то впереди снова совершенно нечетко замаячил спасительный выход. – Внук что-то упоминал об этом. Это компромат! Так вот почему опера землю роют! А если так, значит, кто-то очень влиятельный не хочет, чтобы содержание этой записи всплыло наружу. Хм! Это может оказаться полезным».