Я просто уверен: если на свете и существует рай – так это Крым. Тут не принято думать о далеком будущем, тут живут преимущественно настоящим. И все располагает к такому мышлению: щедрое солнце, вечнозеленые пальмы, шум прибоя, загорелые тела на пляжах, длинноногие девушки в купальниках, теплые звездные ночи со стрекотом цикад… Край постоянной расслабухи, земной рай, вечный праздник!
Но лучше всего – крымские вечера. Уютный бар, стоящий на ялтинском берегу, веселящее пойло, приятель-бармен, готовый всегда налить в кредит…
Знакомые мужики часто похлопывали меня по спине, запросто говоря: «Ну что, Виталя, выпьем?.. Виталька, как делишки?..» – вкладывая в интонацию несколько подчеркнуто иронических ноток.
Но я никогда не обижался – меня вообще трудно было обидеть – отвечал, что, дескать, все в порядке, или просто отмалчивался, глуповато улыбаясь.
Но вернемся к главному событию моей жизни – пока что к главному.
В один из июльских вечеров я, как обычно, ввалился в полумрак одного симпатичного ялтинского бара. Охранник давно уже привык к моей физиономии, поэтому при моем появлении лишь равнодушно отвернулся, скучающе уставившись на ярко освещенную набережную.
Усевшись за низкий столик в темном углу, я терпеливо дождался, когда Светочка – одна из трех пышнотелых официанток – удостоила меня жгучим, очаровательным взглядом неудовлетворенной самки. Я знал по опыту, что если меня заметили, значит, скоро обслужат. Но скоро – это понятие растяжимое.
Например, для толстопузых немцев «скоро» означает «сейчас же»; англичане вообще привыкли заменять это слово на яркий синоним «мгновенно». Что до меня, то и двадцать минут ожидания не так уж и плохо, учитывая постоянную потребность блондинок потрепаться по мобильнику, продемонстрировать свои прелести перед иностранцами или просто поковыряться в носу.
Наконец румяная Светочка, сморщив в меру потасканное личико, застыла передо мной в позе нетерпеливого ожидания, как будто все это время я упорно отказывался сделать заказ, а она в поте лица преследовала меня с блокнотом и карандашом в руке.
– Чего тебе? – пробурчала она, небрежно подтягивая тонкую бретельку ажурного бюстгальтера, на миг обнажив контрастную границу шоколадного загара с матовой белизной мясистой груди.
Приосанившись, я важно произнес:
– Порцию лягушачьих окорочков, гремучую змею в винном соусе и копченый бивень мамонта.
– А тухлые яйца вас не устроят? Можем залить все мочой молодого поросенка.
– Светик, солнце мое, ты же знаешь мои скромные потребности: два раза по сто текилы-голд с солью и лимоном.
Я еще говорил, а ее задница уже маячила в проходе между столиками. До слуха донеслись слова:
– Во бля! Такой явный жлоб, а пьет текилу, да еще с солью и лимончиком. – Она явно перевирала мой голос, стараясь изо всех сил продемонстрировать способность к пародии. – Самогонки тебе литровку, чтоб залился. Тоже мне – аристократ!
Спустя пять минут передо мной стояли две пузатые рюмки, наполненные золотистой жидкостью, и маленькое блюдце. Облизнув ладонь с тыльной стороны между большим и указательным пальцами, я обильно посыпал это место солью и поднял рюмаху.
Слизнув соль, я тут же влил в себя живительную влагу и закусил желтокожим лимоном. Вместе с кактусовой водкой внутрь моего бренного тела проникла сладкая истома; обволакивающее тепло передалось каждой клеточке, и мне стало по-настоящему хорошо.
Я полюбил этот замечательный напиток давно, на его исторической родине, в Мексике, где бывал несколько раз по делам бывшей службы. Но любил я его не только за забористость и чересчур крутой нрав. Признаться, мне больше нравился сам процесс – так можно пить только текилу и ничего больше.
После третьего захода на двухсотграммовую дистанцию мне стало легче дышать и веселее жить. Лица окружающих приобрели добродушную размытость, и даже Светочка не казалась больше такой напомаженной.
Когда ко мне подсели двое незнакомых парней, я приподнялся на стуле:
– Светик, повторить для друзей!..
Договорить я так и не успел – «друзья» заткнули мне рот скотчем, и перед глазами поплыли радужные картинки.
Я беспросветно потерял сознание…
…Не знаю, сколько я прохлаждался, но в чувство меня привел тихий, властный голос:
– Он точно оклемается? Не хватало нам еще жмуриков.
Приоткрыв один глаз, я различил на фоне лунного небосвода две широченные спины качков с бритыми затылками и стоящего ко мне лицом толстопузого коротышку, сверкающего набриолиненными волосами.
– Вот ваш гонорар, – молвил лоснящийся господинчик, протягивая моим похитителям несколько хрустящих банкнот, – и сегодня же отваливайте отсюда, чтобы в Крыму вашего духа не было.
– Ясно, – угрюмо буркнул один из парней, и парочка растворилась в ночной тьме.
Я лежал на примятой влажной траве и наблюдал за тем, как коротышка маленькими шажочками приближается к пирамидальному тополю, под которым меня аккуратно упаковали бритые мастодонты.
В первый миг я попытался вскочить на ноги, но обнаружил, что крепко связан, – от чего меня слегка замутило. Я вообще-то не люблю, когда со мной обращаются, как с младенцем, но сейчас пришлось покориться обстоятельствам – мое тело расслабленно замерло, а глаза внимательно следили за семенящим господинчиком.
– Ну что, Виталя, как самочувствие? – Набриолиненный заметил мои скромные потуги обрести желанную свободу и улыбнулся. – Ты, главное, не дергайся, и все обойдется. Как только нам удастся договориться – тебя отпустят.
Меня стал раздражать этот самоуверенный болтун, и я резко возразил:
– Я привык договариваться с настоящими мужчинами.
Сказанное не на шутку обозлило набриолиненного. В ту же секунду я ощутил весьма болезненный пинок в живот. Затем – еще и еще…
Наконец коротышка выдохся – ясное дело, не те годы, да и отсутствие спортивной подготовки сказалось. Он тупо уставился на меня, стирая шелковым платочком обильно проступивший пот с жирной физиономии.
– Ну так что, будем говорить или как? – пробурчал он, стараясь восстановить сбившееся дыхание.
– Так ведь я уже давно слушаю, а ты все чем-то другим был занят – не хотелось беспокоить, – отозвался я, стараясь не показать навалившейся боли.
От такой дерзости набриолиненный сразу же позеленел. Он наверняка бы продолжил избиение, если бы не слабое здоровье.
Хотя черт его знает, может, он позже нагонит упущенное?
Пока же господинчик процедил сквозь зубы:
– Ты Виталий Громов, армейский отставник, работающий садовником в доме у некоего Кораблева. – Говорящий на миг прервался и переспросил: – Я все правильно излагаю?