Ахмед, в отличие от многих взрослых, не потерял присутствия духа и выдержки. Хотя он сам разливал воду — себе налил в последнюю очередь.
Особенно тяжело перенес десятичасовую дорогу в рефрижераторе с отключенным холодильником бывший студент Вагипова толстый Рафаэль. Лоб его был покрыт испариной, черные волосы слиплись в косицы, он периодически прижимал ладонь к левой стороне груди.
— Галиакбар Абдразакович, как вы думаете, где мы? Что они от нас хотят? — спросил он, тяжело дыша, у Вагипова-старшего.
Руководитель группы понял после расстрела водителя автобуса, что водка и порнографический журнал, якобы найденные лже-полицейским в багаже Рафаэля, всего лишь дешевая провокация. Она преследовала цель, скорее всего, вызвать у охраны презрительное отношение к пленникам. Вагипов еще в автобусе сказал своему бывшему студенту, что ни в чем его не винит, и тот, совершенно подавленный происшедшим, немного воспрял духом.
— Не знаю, Рафаэль. Судя по всему, мы в термах — античных банях, в подземелье, откуда подогревались мыльни и парилки. Рабы топили печи, — старик указал на жерла топок в кирпичных опорах, поддерживавших круглые своды, — и дым, поднимаясь по дымоходам, обогревал бани.
— Да? Но где, по-вашему, могли сохраниться термы?
— Где угодно. На территории Сирии множество памятников античной эпохи времен Римской империи. Это очень древняя земля.
— Вы так много знаете, хаджи, — с уважением произнес Ахмед, который присел рядом с Вагиповым. Мальчик считал себя взрослым и не мог находиться вместе с матерью на женской половине подземного зала. По предложению руководителя группы паломников женщины и дети перешли к дальней от входа стене и расположились там, но Ахмед предпочел быть вместе с мужчинами.
— Я знаю, что я ничего не знаю, — улыбнулся мальчику строгий старик. — Все знает только Аллах, Великий и Милосердный.
— А как вы думаете, что им нужно от нас?
— Думаю, это они рано или поздно скажут.
— Наверное, нас взяли в заложники? — предположил Рафаэль и продолжил свои размышления вслух: — Наверное, будут выдвигать какие-то требования. Или деньги?
— Мы можем только молиться и уповать на милость Всемогущего.
— Если деньги, то выкуп я мог бы заплатить, — признался бывший студент, ставший, по-видимому, весьма успешным бизнесменом. — У меня отложено на черный день в одном из банков на Кипре. Там в оффшоре зарегистрирована одна из моих компаний. Если сумма выкупа будет в разумных пределах, скажем, до миллиона долларов, то я мог бы заплатить.
— Я рад, что ты, Рафаэль, способен на поступок, угодный Аллаху, — похвалил толстяка Вагипов-старший. — Но все в его воле, и если он избрал для нас путь мученичества, мы должны быть счастливы, ведь нам откроются врата небесного рая, даже если мы согрешили в нашей земной жизни.
— И все-таки, может быть, я попытаюсь поговорить с ними? Как думаете, учитель?
— Не знаю, Рафаэль. Мне кажется, не стоит торопиться.
— Но ведь они нас, похоже, даже не собираются кормить.
— Под сенью райских кущ, в садах у Аллаха всего в изобилии: и прекрасная еда, и чистая свежая вода, там текут реки из молока и меда, — напомнил Вагипов-старший, однако его студент, видимо, не очень торопился вкусить грядущее райское блаженство. Он-то и в хадж поехал главным образом для создания себе имиджа благочестивого человека.
— Нет, я все-таки спрошу у них, чего они от нас хотят, — сказал он и решительно поднялся с кирпичного пола. Он сделал несколько шагов к выходу, но один из бородатых стражников наставил на него автомат, и Рафаэль вынужден был остановиться.
— Do you want the repayment? [3] — спросил он у бородача и добавил: — I am ready to discuss conditions. [4]
— Elif air ab tizak! — грозно произнес автоматчик, недвусмысленно поводя стволом «калаша» в сторону Рафаэля.
— Что он сказал, Галиакбар Абдурзакович? — растерянно обернулся к Вагипову-старшему толстый бизнесмен. — Я не понимаю по-арабски.
— В данном случае это хорошо.
— Почему? — удивился Рафаэль.
— Потому что он произнес грязное оскорбительное ругательство.
Рафаэль замер на некоторое время, а затем, обдумав что-то, спросил строго у бородача:
— Who is the chief? [5]
Второй бородач, наблюдавший за этой сценкой, закинул автомат за спину, лениво поднялся с корточек и неторопливо, вразвалку подошел вплотную к Рафаэлю. Остановившись, охранник, который был намного выше Рафаэля, стал смотреть ему в глаза сверху вниз немигающим взглядом. Так продолжалось секунд десять, и бизнесмен, проиграв игру в гляделки, первым спросил у стражника с некоторым испугом в голосе:
— Are you the chief? [6]
Ответом был сильный удар коленом в область паха, и Рафаэль с захлебывающимся воем, напоминавшим визг ушибленной собаки, переломился пополам.
Стражник повернулся к нему спиной и столь же неторопливо и вальяжно возвратился на прежнее место.
Осколки «Иглы», выпущенной сирийским оператором, пробили один из топливных баков российского вертолета, но на «Громобое» их было четыре, они могли подавать топливо автономно. Система аварийной защиты сработала безукоризненно — пробоины мгновенно заполнились пенополиуретаном, что предотвратило возгорание и взрыв. Потеря одного из топливных баков, конечно, сократила запас хода, но не критически, тем более что до указанной Людмилой точки маршрута оставалось всего десять минут лета.
Один из сирийских «крокодилов» сел неподалеку от горящих обломков машины командиры звена, надеясь спасти хоть кого-нибудь из членов ее экипажа, но второй МИ-35-й продолжил преследование «Громобоя».
— Жора, я его завалю! На фиг нам такие приключения?! — завопил Петруха, но Иванисов был непреклонен.
— Обойдешься, — лаконично ответил пилот своему оператору.
— А если сдуру еще зацепит? Давай завалю! Командир, мы ведь не Красный Крест! — скороговоркой продолжал убеждать Петруха.
— Хватит! Они и так одну машину потеряли. Парни просто выполняют свой долг. Как могут.
— Сами виноваты, не умеешь — не пали. Материальную часть учить надо, — высокомерно сказал старший лейтенант.
— Видно, плохо научили россияне. Покажи ему, что умеешь, но без крови.
— Как это?
— Сообрази!
Очередной залп НАРов сирийского «крокодила» прошел мимо «Громобоя» — мощные взрывы снесли верхнюю часть хребта, мимо которого мчался чудо-вертолет, и на хребте образовалась глубокая лунка, словно из каменной челюсти выдрали одним махом сразу несколько зубов.