Петруха наморщил лоб.

— Пройди вдоль склона, — попросил он командира.

Иванисов покосился глазом на своего «правака», явно воодушевленного внезапно озарившей его идеей.

— Лады, Петруха. Только недолго, а то мы на фоне этой стены, как на экране.

Пилот слегка потянул ручку на себя, и «Громобой», замедлив скорость, пошел вдоль отвесного склона горбатой горы, напоминавшей спину доисторического бронтозавра.

Оператор, быстро перебегая с пальцами с кнопки на кнопку на пульте управления огнем, бросал быстрые взгляды на проплывавшую мимо скальную стену. А на ней постепенно возникала почти каллиграфическая надпись, прорисованная следами от разрывов, оставленных короткими точными очередями из обоих крупнокалиберных пулеметов «Громобоя». Пушку Петруха «привлекать» не стал.

Закончив «писать», старший лейтенант Романчук удовлетворенно откинулся на спинку и сказал небрежно Иванисову:

— Гони, майор!

Командир экипажа «Громобоя» с едва заметной улыбкой тронул ручку пошагового управления, и российский вертолет резво подпрыгнул вверх, перевалил через хребет и свалился вниз в узкую глубокую лощину.

Экипажу сирийского «крокодила», безостановочно, но безрезультатно палившего из всех видов оружия по непонятному летающему объекту, внезапно открылось «художество» Петрухи — четыре большие черные буквы на розовой скальной стене: S T O P. Очередная «Игла», выпущенная сирийским «крокодилом» по чудо-вертолету, в него не попала и, разорвавшись на склоне, рядом с буквами, выписанными Петрухой, поставила в конце надписи нечто вроде жирного восклицательного знака.

Сирийский пилот и оператор переглянулись, и пилот, скорее инстинктивно, чем по здравому размышлению, снизил скорость своей винтокрылой машины. Точность огня «Громобоя» явно впечатлила сирийских летчиков. Тем не менее «крокодил» все же повторил маневр преследуемого чудо-вертолета и перевалил вслед за ним через хребет.

Увы, цель исчезла — плотный белый туман — дымовая завеса, выпущенная «Громобоем», — заполнил горную лощину до краев и продолжал подниматься из нее, как вскипающее молоко из кастрюли на огне. Сирийский летчик не рискнул продолжать преследование ставшего невидимым объекта, и «крокодил», как бы в раздумье зависнув на некоторое время над поднимающимися из лощины белыми клубами дыма, развернулся и полетел назад, туда, где догорала машина командира звена.

19

Как не велико было эмоциональное возбуждение пленников, но бессонная ночь и усталость от многочасовой поездки в духоте и тесноте рефрижератора дали о себе знать, и спустя час после раздачи воды практически все паломники, если не спали, то дремали в полузабытье. Под своды подземелья периодически уносились то стоны, то всхрапы, то бессвязные слова на татарском языке.

Внезапно послышался топот ног, и подземелье озарил луч мощного прожектора, шаривший по лицам разбуженных паломников.

— Кто старший группы? — властно спросил по-арабски человек, державший в руке переносной прожектор.

Галиакбар Абдразакович Вагипов забылся в глубоком сне и не проснулся даже после того, как луч прожектора остановился на его лице. Его осторожно тронул за руку Ахмед, который немного понимал по-арабски. Его мать мечтала, чтобы младший сын поступил в духовную школу — Казанское Высшее Мусульманское Медресе «Мухаммадия» — и потому по ее просьбе имам местной мечети в их деревне занимался с Ахмедом арабским языком. А мальчик оказался очень способным учеником.

— Галиакбар-хаджи, они спрашивают, кто наш руководитель, — сказал Ахмед старику, когда тот открыл глаза и сразу же зажмурился от слепившего света прожектора, прикрыв глаза ладонью. Однако Вагипов-старший и сам услышал повторение вопроса и, сделав жест, словно омывал лицо ладонью, ответил уверенно:

— Я старший группы.

— Идемте с нами! — велел человек с прожектором.

На женской половине помещения стал нарастать плач.

— Все в руке Аллаха милосердного и всемогущего! — громко сказал по-татарски Вагипов-старший, адресуя свои слова испугавшимся женщинам. — Будем уповать на его милость и помнить, что мы на пути к Дому его и стоим у врат рая, где уготовлена награда праведным.

— Хватит болтать! — грубо сказал человек с прожектором, немного занервничав, потому что не понимал, о чем говорит старик.

Стражник, подсвечивая под ноги, повел Вагипова-старшего узким коридором, который несколько раз заворачивался под прямым углом. Наконец за одним из поворотов в глаза Галиакбару-хаджи опять ударил яркий свет. Человек, который привел руководителя группы паломников, подтолкнул его к стулу и сказал:

— Садись!

В глаза старику-паломнику направленным лучом бил электрический свет двухсотваттной лампы, и он не мог видеть того, кто сидел за столом в небольшой комнате без окон и кто сказал властно стражнику:

— Выйди!

Наступило молчание, и слышно было, как хлопает крыльями, кружась возле лампы, ночной мотылек, неведомо как залетевший сюда в подземелье. Наконец, скрипнул стул, и человек, сидевший за столом, обратился к Вагипову-старшему с древним приветствием, существующим на Ближнем Востоке уже не одну тысячу лет:

— Ассаламу алейкум!

Это приветствие, которое обычно переводят как «здравствуйте», буквально означает — «Мир на вас», ныне принято у мусульман всего мира, даже у тех, кто не знает арабского языка. Теперь это короткое приветствие толкуется более широко, а именно: «Я мусульманин. Ты меня можешь не опасаться. Мир тебе!» и, по сути, представляет собой код опознания «свой/чужой» для людей — приверженцев ислама.

Вагипов-старший ответил не сразу.

— Ва алейкуму-с-саламу ва рахмату-л-Лахи, — произнес он традиционный ответ и тут же добавил: — В Священном Коране сказано: «И когда вас приветствуют каким-нибудь приветствием, то приветствуйте лучшим или верните его же». Я следую этому завету. Но мне трудно поверить, что мусульмане осмелились напасть на единоверцев, совершающих хадж. Это очень большое прегрешение для тех, кто истинно верует.

— Мы не причиним вам зла.

— Трудно в это поверить.

— Почему?

— Ваш человек жестоко уже избил паломника, который надел на себя белые одежды ихрама.

— Этот человек будет наказан, — заверил тот, который сидел за столом и чье лицо Вагипов-старший по-прежнему не видел. — Будет очень строго наказан. Он действительно совершил тяжкий грех.

— Аллах Всемогущий все видит, и наказание его неотвратимо, — спокойно заметил старик. — Наш покровитель и судья Аллах.

Кто-то кашлянул в углу, и россиянин понял, что в комнате есть еще кто-то третий.

— Мы не причиним вам зла, — вновь нервно повторил сидящий за столом.

— А пока с нами обращаются как со скотом, — продолжал обвинять старик. — Паломники оказались в нечеловеческих условиях. Люди сутки ничего не ели, и они лишены возможности для отправления естественных надобностей, не теряя своего достоинства и природной стыдливости, которая дарована благочестивым. А ведь среди нас женщины и дети. Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине, я запрещаю ущемлять права двоих слабых: сироты и женщины!» А что делаете вы?