Лицо девушки менялось, приобретая вместо правильных, тонких линий, бесконечные бугры и фурункулы, изящный, чуть вздернутый носик, обратился бородавочным приплюснутым чудовищем. Изумрудные волосы стали черным, как вороное крыло, безумием. Пожалуй эта прическа могла поспорить даже с моим взрывом на макаронной фабрике. Изменения так же затронули и тело. Кожа покрылась струпьями, кривые пальца венчали желтые, ломанные ногти, а платье превратилось в изодранные обноски. Когда метаморфоза закончилась, зрители ахнули, узрев апогей уродства. Девушка тут же схватила серебряный поднос, заглянула в него и, вскрикнув, упала без сознания. Зрители ахнули во второй раз, некогда чистый голос, обернулся хриплым, как несмазанная дверная петля. Феникс укрыл девушку крыльями и она оба исчезли в пламени.
Действие перенесло нас в лес. Слепой мужчина сидел на большом камне около кристально чистого озера. В зале повисла тишина, нарушаемая лишь шумом волн и шелестом крон. На миг я закрыл глаза, переносясь в далекое прошлое, когда в свободные от занятий с Добряком дни, я имел счастье точно так же бездельничать на любимом холме. ия так же затронули и тело. Кожа покрылась струпьями, кривые пальца венчали желтые, ломанные ногти, а платье превратилось в изодранные обноски. Когда метаморфоза закончилась, зрители ахнули, узрев апогей уродства. Девушка тут же схватила серебряный поднос, заглянула в него и, вскрикнув, упала без сознания. Зрители ахнули во второй раз, некогда чистый голос, обернулся хриплым, как несмазанная дверная петля. Феникс укрыл девушку крыльями и она оба исчезли в пламени.
Действие перенесло нас в лес. Слепой мужчина сидел на большом камне около кристально чистого озера. В зале повисла тишина, нарушаемая лишь шумом волн и шелестом крон. На миг я закрыл глаза, переносясь в далекое прошлое, когда в свободные от занятий с Добряком дни, я имел счастье точно так же бездельничать на любимом холме. Но момент покоя продлился недолго, мужчина взял в руки резной посох, и опираясь на него пошел в глубь леса.
Вдруг зал окутал мрак. Но это была не та тьма что приходит с закатом или с опущенными веками. Это был мрак самой бездны, жадный до заблудшей души и слабого разума. На границе восприятия маячили серые тени, извиваясь подобно дыму в ветряную погоду, они представали в образе охотников. Зазвучала далекая музыка, а я ощутил как мою руку сжимает похолодевшая ладошка Лейлы.
Главный герой пел арию скорби, он скорбел о своих родителях, друзьях что считают его мертвым, и скорбел о том что больше никогда не сможет увидеть звезды, бриллиантами рассыпанные на бархате ночного неба. Что его глаза не заслезятся от кроваво-красного рассвета, разгоняющего слабеющую тьму. И что луна больше не проложит ему путь через спящий лес. И вместе с ним скорбел и зритель. Когда тебе описывают слепоту это одно, но когда ты слепнешь сам… боги свидетели, я не убирал руку с гарды кинжала.
И внезапно эта обитель мрака и отчаяния вспыхнула, расцветая всеми цветами радуги. Исчезли тени, а тьма отступила, скорбно сжавшись пред теплым, но в тоже время бесцветным сиянием. Скорбная ария сменилась восторженной песней. Главный герой не верит в происходящее. Он вопрошает в мир что же произошло, почему к нему вернулись краски. Но ответа все нет.
И тогда зритель видит полную картину. Слепец рыщет по поляне, а в кустах за его спиной прячется тень, роняющая на траву крупные слезы. Когда фигура героя окончательно скрылась в лесной чаще, тень взметнулась и помчалась в противоположную сторону.
Вот с этого момента сюжет стал постепенно захватывать меня, но увы, досмотреть произведение не получилось. Зал осветили тысячи огней, а магически усиленный голос попросил всех оставаться на своих местах. Удивительно, но паники не было, вместо неё появился нарастающий как снежный ком гул недовольных голосов. И тогда, минут через пять, когда страсти уже почти кипели, голос объявил что на третьем этаже обнаружен труп, и пока не эвакуируют Императорскую Семью всем стоит сохранять спокойствие. Недовольных сразу поубавилось.
– На третьем этаже? – прищурилась Гийом и с выжиданием уставилась на меня.
– Ты меня подловила, – улыбнулся я. – Представляешь, бегу я стремглав в поисках первой нужной комнаты, а там, понимаешь ли, уже есть посетитель. Пришлось прирезать несчастного, дабы, простите за мой эльфийский, не обосраться.
Азалия, услышав такой оборот, побледнела и отвернулась. Элиот с гвардейцем скривились, будто говоря – что еще от этого смерда ожидать. Дирг сохранял ледяное спокойствие, но уголки его губ предательски подрагивали, выдавая рыжего с головой. Казалось еще мгновение, и момент будет испорчен безудержным гоготом с его стороны. Норма же, вопреки всем ожиданием, прикрыла рот ладошкой и отвернулась в другую сторону.
– Мне кажется ты что-то говорил о воспитании, – прошипела Лейла.
– А ты правильно сделала, что усомнилась в его наличии, – парировал я и кивнул на прелестную ручку, все еще сжимающую мою ладонь. – Впрочем, если ты продолжишь меня тискать, может я чем у и научусь.
Гийом гневно сверкнула своими бездонными очами и резко отвернулась, демонстрируя вовсе не шуточную обиду. Что ж придется замаливать свои грехи воровством со столовой, кажется в прошлый раз я отделался всего десятью сдобными булочками принесенными в жертву на алтарь нашей несравненной богини.
– Презренный червь, – покраснел Герман, неправильно истолковав жест Рейлы.
Не знаю что он там пытался доказать вставаниям с кресла и вытягиванием клинка из ножен, но в нашу ложу, вежливо постучавшись, вошел гвардеец в сопровождении странного человека в черном, кожаном костюме с серебряными клепками. Если бы не местные реалии, я бы без сомнения опознал в этом человеке просто рокера, но сейчас что-то заставило меня замедлить ритм сердца и намотать нервы на кулак.
– Прошу прощения благородные господа, – поклонился гвардеец. – Следуя инструкции я вынужден попросить вас задержаться. Дабы господин Дознаватель смог задать пару вопросов.
Вот теперь побледнели все, ну кроме меня, так как я по несчастью и слыхом не слыхивал про дознавателей. Молодой парень, лет двадцати трех, панибратски уселся на кресло и скрестив ноги обвел нас строгим взглядом. Его кожаная куртка распахнулась, явив аудитории несколько амулетов и ручку арбалета-пистолета, весьма дорого оружия между прочим.
– Были ли среди присутствующих те, кто во время антракта посещали третий этаж? – абсолютно бесстрастным, каким-то мертвым голосом, спросил он.
Из семи кивнуло четверо. Я, в принципе не сомневался, что искали меня только друзья. Про естественную нужду последних я почему-то не подумал.
– Хорошо, – Дознаватель повернулся к гвардейцу и указал на троицу. – Этих отпускай.
Страж вытянулся по струнке, стукнул себя кулаком по груди и открыл дверь.
– Прошу, господа, – поклонился он.
Азалия, гордо вздернув подбородок прошествовала на выход, за ней, не оборачиваясь поспешил и Элиот. И лишь один Герман задержался что бы с некоторым извинением посмотреть на Дирга, но тот сделал неопределенный жест рукой и последний из троицы покинул ложу. Видимо что-то благородное в этом коннике все же было и зря спустил на него всех собак.