– Это не вызовет подозрений? – встряла я с репликой, которая показалась мне чрезвычайно важной. В кои-то веки ляпнула что-то действительно значимое (по крайней мере, милая бумага, так мне показалась). – На каком основании тебе дадут эти сведения?
– У нас есть время придумать основания. Ведь езды больше суток.
Иван промолчал. Подъехали к вокзалу. Огано смотрелся очень элегантно в черном костюме для верховой езды, с вельветовыми клиньями по бокам, а длинные волосы вкупе с клетчатым кепи с большим козырьком сообщали его впалым щекам под густой бородой весьма романтичный вид. А уж о черном солнцезащитном пенсне и вовсе говорить не приходится. Хоть сейчас выставляй этого красавца в салоне модистки по мужскому костюму в качестве модели. Носильщик снес наши баулы в вагон, и до самого отхода поезда мы размещались, рассаживались, распаковывались, в общем, обживались. Для Огано выкупили целое купе, что было не лишено смысла – попутчики, а с ними дурацкие вопросы сейчас были очень некстати.
– Почему архив Коллегии гражданских уложений находится не в столице? – перво-наперво спросила я, как только поезд тронулся. – Ведь это очень неудобно, когда основная масса учреждений сосредоточена в Пантеонии и Гелиополисе, а архив оторван от столиц, как бедный родственник! Почему?
– Все просто, – Иван внимательно оглядывал проплывающий перрон в обе стороны. – В Акриотерме расположен гвардейский гарнизон.
– И что из этого следует?
– Случись мятеж, архив коллегии – последний бастион империи, который ни при каких условиях не должен попасть в руки заговорщиков.
– Но почему?
– Все тайные агенты охранки, ищейки и филеры, гвардейцы нашли свое место в скрижалях архива, то бишь толстых папках с императорским вензелем. Послужной список, довольствие, гонорары. Рыцарей плаща и кинжала мятежники постараются уничтожить в первую очередь, дабы вырвать с корнем всевидящее око государя. Потому-то архив находится в Акриотерме, и потому там расквартирован гвардейский гарнизон.
– Чтобы горожане не мешали преторианцам и не путались под ногами? – догадалась я.
– В большом городе вести масштабные зачистки не очень с руки, – кивнул Иван.
– Разумеется, если речь не идет об императорском дворце. – Закатить невинные глазки к потолку не трудно, а мина простодушной овечки сама ложится на лицо.
– Разумеется, – усмехнулся обломок. – В том же императорском дворце весьма любима охота на лис. На хитрых, любопытных, рыжих лис, вечно сующих свой длинный острый нос, куда не следует.
Хитрая, рыжая и любопытная на время отвернула в сторону свой длинный нос и вздохнула. Милая бумага, только что мне изящно пригрозили участью меховой горжетки, если я не сделаю должных выводов и не исправлюсь. Я непременно исправлюсь, но немного позже. Ведь впереди нас ждет разгадка тайны Огано, а ради такого стоит рискнуть своей рыжей шубой!
Часом позже слепой присоединился к нам в нашем купе, и они с Иваном долго говорили о непонятных мне вещах, причем в разговоре то и дело мелькали странные слова «терц», «квинте», «батман» [7] . Тоже мне, тарабарщина!
– Что с тобой?
Кажется, я так громко фыркнула, что мужчины прервались и подозрительно покосились на меня.
– Если кому-то кажется, что в классическую пройму можно посадить реглан, он глубоко заблуждается!
– В какую пройму?
– Какой реглан?
И эти люди планируют операцию по захвату архива Коллегии гражданских уложений, да притом, что в городке расквартирован гвардейский гарнизон? Фанес всеблагой, дай сил не рассмеяться!
* * *
Сутки пролетели быстро. И неудивительно, если принять во внимание, что каждый нашел себе занятие по душе: Иван и Огано отдались стратегии и колдовали над планом проникновения в архив, я внимательно смотрела и слушала слепого, отсеивая «пустую породу» в поисках крупинок «золота». Однако наш попутчик не сказал ничего такого, что приподняло бы завесу таинственности над его прошлым. Я от досады кусала губы, но Огано не проронил ни единого лишнего слова. Каково же было мое удивление, когда вечером, перед отбытием ко сну Иван, фигурально выражаясь, опрокинул на меня ушат холодной воды.
– Ему слегка за тридцать, молодость его прошла в императорской гвардии, он дослужился до обер-лейтенанта, неженат, хотя где-то в прошлом осталась возлюбленная. Конечно, она отчаялась, перестала ждать и благополучно вышла замуж. А может быть, ее семейная жизнь и не столь безоблачна. Был несерьезно ранен в плечо, едва не остался калекой после того, как заполучил шальной удар саблей в коленное сухожилие.
– Как ты узнал? Огано сам тебе рассказал? Но когда?
– Он говорил об этом все время. Нужно лишь внимательно слушать и цепко наблюдать.
– И ты знал это с самого начала?
– Не все, – Иван привычно усмехнулся и окатил меня ироничным взглядом. – Только то, что он был ранен и носил гвардейский мундир. Конечно, пройма у мундира была классическая, и регланом даже не пахло. Реглан в мундире императорских гвардейцев вообще не предусмотрен. Рот прикрой.
Вот так и остаешься в дурах, милая бумага! Я уже сожалею, что взвалила на плечи непосильную ношу, а в том, что моя ноша именно неподъемна, сомнений не осталось. Я вряд ли дотащу Ивана до венца, а если даже это чудо случится, до конца своих дней обломка просто не доволоку. Надорвусь и помру от удивления.
Акриотерм встретил нас благостной утренней тишиной, лишь станционный смотритель весело дребезжал колоколом. Сошли только мы, весь остальной состав в эту предрассветную пору видел десятый сон. Станция «Акриотерм» – это крошечный павильон, на треть высоты сложенный из местного камня и на две трети до самой покатой крыши – из лиственницы. Внутреннее убранство роскошью не блистало – несколько скамей вдоль стен, расписание движения на всех приметных местах, а крошечное бюро за стеклянной перегородкой в углу являло собой одновременно билетную кассу, кабинет начальника станции и вахтенную будку станционного смотрителя. Все три должности совмещал в своем пухлом, усатом лице веселый одноименный, что следом за нами прошел в здание вокзала и внес с собой бронзовый колокол.
– Только оставь висеть, – поделился с нами толстяк. – Мальчишки тут же зачнут трезвонить, да так, что небесам жарко станет! И заводилой у них знаете кто?
– Не знаем, – хором ответили мы.
– Мой собственный балбес, вложи ему Фанес всеблагой хоть немного разума в упрямую голову!
– Быть ему начальником станции! – глубокомысленно изрек Огано.
– Дай-то бог! Надолго к нам?
– Как получится, – Иван весь подобрался и напрягся, но внешне это выглядело как раздумчивая медлительность. – Может быть, надолго… а может быть, и нет.
– Никак родня тут? Смотреть-то особо не на что.