Страх + ужас + шок
Я ждала полной луны и как сомнамбула слонялась по дому. Наконец не выдержала собственной маеты и тихонько вышла, а Иван подхватил кистень и скользнул из гостевой спальни следом за мной. Даже не будь я полноименной, все равно не заснула бы. Ну, скажи, милая бумага, как уснуть, если сквозь прозрачный потолок вниз таращится полная, печальная луна в обрамлении звезд, пряный ветер носит по округе душистый запах жженной солнцем полыни, и всю тебя лапает прохладными пальцами проказник-Зефир? В центре квадратного двора старик устроил прямоугольный бассейн, в котором сейчас весело плескались луна со звездами. Мастерскую Просто сладил себе весьма оригинальную – из четырех надлежащих стен в ней имелось лишь две, с остальных сторон мастерская была открыта ветрам. Все ожидаемо квадратно-прямоугольное. То, что случилось дальше, помню, как в тумане. В том не моя вина, в полную луну вижу и слышу совсем не так, как в обычное время – ноктис просится наружу. Возможно, какие-то значимые детали я упустила. В тени кипариса углядела обломка в куртке песочного цвета, которая светлым пятном резко выделялась на фоне древесной коры. Иван опирался рукой о ствол, и насколько я успела изучить своего «жениха», пребывал в этот тихий час в крайне напряженном состоянии.
– Ив…
– Тс-с-с! – Кто-то сзади зажал мне рот. – Тихо! Не мешай!
Огано (это был он) буквально притер меня к стене, и лишь когда я в знак согласия нервно кивнула, дал свободу движений.
– Не мешай.
– Что это он?
– Полная луна, – прошептал слепой. – Всякое возможно.
Лунными ночами по Перасу шныряют горги, и подозреваю, что Иван, даже не будучи озабочен очередным контрактом, спокойно почивать в полнолуние не может. Профессиональная болезнь, что-то вроде рудничной лихорадки у горняков или неистребимой подозрительности у жандармов. А ведь уже прошел целый месяц с памятного дня нашего знакомства.
– А где Просто?
– Тс-с-с! Там! – Огано показал в дальний конец двора, под полотняный навес, где ноктис чудаковатого архитектора парил над верстаком.
Я замерла, Огано словно заледенел, мы ждали. Иван в сени кипариса вдруг отлепился от ствола, неслышно ступая, сделал пару шагов вперед, и только тут я приметила кистень в его руке. Ты смотри, не забыл! А собственно, чему удивляться, если в постели нас всегда трое – Иван, я и кистень в изголовье. Горги! С их приближением я начинаю звенеть, как струна под руками гитариста. И хвала Фанесу всеблагому, что Огано крепко меня держал, не то мой перепуганный ноктис вырвался бы на волю, и тогда…
Ноктис Просто что-то почувствовал и заметался, нам это виделось как мельтешение неясной тени под навесом. И появились они. Пара горгов с белоснежно-лунной шерстью, неспешная, как мои солнечные звери, перескочила через невысокий, декоративный забор и медленно потрусила к навесу. Твари на ходу разделились, обходя ноктиса с разных сторон. Стало быть, вышел срок старика. Хотя… как посмотреть. Обломок, не таясь, вышел на середину двора, нескольких шагов ему хватило, чтобы встать как раз на пути лунных псов. Милая бумага, что тут началось! Иван рванул к ближайшему зверю, и того аж в воздух поднесло от страшного удара. Второй прыгнул на обломка со спины, и по земле покатился рычаще-хрипящий клубок.
– Иван! – крикнула я (позже Огано сказал, что едва голос не сорвала). – Ваня!
– Стоять! – прошипел слепой и так припечатал меня к стене, что я сосчитала прохладный камень всеми позвонками. – Только помешаешь!
Я рвалась к Ивану, хотя совершенно не представляла, чем смогу помочь ему. Скорее всего, только помешала бы, и, в общем, правильно Огано стреножил меня. Но когда из-за стены мастерской неслышно вышел третий зверь и плотоядно оскалил зубы, слепому только и оставалось, что крикнуть об опасности. Оставить меня и прийти на помощь он не мог. К тому времени Иван уже освободился от обузы, и второй горг со свернутой шеей лежал на каменных плитах двора. Но спешить имяхранителю было уже некуда и незачем – призрачный перламутровый свет толчками вытекал из рваной раны на шее ноктиса Просто.
Иван не успел самую малость. Третий горг ушел, огрызаясь клыкастой пастью и приволакивая сломанную лапу. А ноктис безвольно осел наземь и, честное слово, лунный свет померк от лимонного сияния, которое затопило темень мастерской, хлынув из рваных ран. Не успели, не успели…
– В дом, живо! – четко скомандовал Иван и подхватил на руки ноктиса. Мы с Огано унеслись в дом.
Просто тяжело дышал, несмотря на распахнутые настежь окна. Пластом лежал на кровати, водил по комнате невидящими глазами и нес всякую чушь. Сияние Имени, воссоединившегося с хозяином, медленно блекло. Я стояла у окна под лунным светом, и все происходящее казалось мне страшным сном. Видела и слышала, как будто в тумане.
– …Нет, нет, нет! Только не пилястры! И ради бога, не мешайте все в кучу, господин главный имперский архитектор! Нет ничего более безвкусного, чем ампирные балясины на лестнице из стекла и металла!
Ты только подумай, милая бумага, лестница из стекла и металла! Как до такого вообще можно додуматься?
– …Нет его там, можно не искать. Хоть каждый угол обшарь – не найдешь. Он есть, и его нет. И жив и мертв. Нет, не нужно эркеров! Про атлантов и вовсе забудьте!
Я ничего не понимала, но слепой – другое дело. Он щурился и с подозрительным вниманием слушал бред старика. Имя Просто очень сильно пострадало, в какой-то момент мне даже показалось, что ему не выжить. В горле старика хрипело и булькало, и с каждым словом в разверстой ране (чья это была рана, милая бумага? человека? ноктиса?) вскипала белая пена с лимонным отливом.
– …Бетон, будущее за бетоном. Поразительный материал! Он позволит возводить самые немыслимые конфигурации. Хаос, загромождение комнат мебелью тоже отойдут в прошлое. Пространство – вот инструмент архитектора будущего!.. И все окажется сложнее, чем представляется на первый взгляд, и черное станет белым, а белое черным… Обмануться легко, труднее признать очевидное. А что, если стены не штукатурить? Оставить фактуру натурального камня? Очень выигрышно будет смотреться кирпич или, скажем, бетон с блестящим металлом! Никакой штукатурки или обоев!
Старик бредил еще долго. Могу себе представить… Хотя нет, не могу. Даже представить себе не могу, каково это, когда тебя кромсают на куски. Связь ноктиса и человека чрезвычайно крепка; люди, потерявшие Имя, редко остаются на этом свете. Выжившие становятся обломками, но далеко не все из них столь жизнестойки, как Иван. Выживет ли ноктис, перенесет ли его потерю Просто, если случится худшее? Не знаю.
Мужчины не перебивали старика ни единым словом, даже не дышали. Наконец наш хозяин выбился из сил и откинулся на скомканную подушку.
– Чего это он? Болтал какую-то чушь.
– Он бредил, – мрачно пояснил слепой. – Старик заглянул за грань. Прозревал грядущее.
– Пророчил?
– Да. И ничего утешительного я в будущем не нахожу. По крайней мере, для себя. Он успокоился. И нам остается только ждать.