Что самое удивительное – в эпицентре сборочной суеты я умудряюсь летописать!
Пелопократос. Приехали, стало быть. Общим собранием решили остановиться в гостинице на водах, а раз так, грязевые и водные процедуры будут очень кстати. Нам с Иваном номер достался большой и светлый, хотя не такой светлый, как комнаты в доме Просто. Прежде чем войти, я несколько секунд стояла перед дверью и не решалась переступить порог. Сама не знаю, чего ждала. А вдруг комнаты окажутся еще более невероятными, чем у старика? Может быть, здешний архитектор заглянул в будущее, еще более отдаленное, чем будущее старика Просто? И какими тогда окажутся комната и окна? Треугольными? Или их не будет вовсе? Сама себя не пойму – обрадовалась я, увидев привычный интерьер, или испустила еле слышный вздох разочарования? Иван критично ухмыльнулся и покачал головой. Старик Просто остался непревзойденным по заглядыванию в будущее.
Несколько дней мужчины отдали мне. Позволили пригладить перышки и просто отдохнуть от сумасшедшего ритма последнего времени. Я отмокала в бассейне с минеральной водой, а Иван и Огано бродили по городу в поисках своего таинственного N. И однажды вечером по их напряженным лицам я поняла, что незнакомец, могущий пролить свет на ту давнюю историю, найден.
– Утро вечера мудренее, – решил слепой, коротко кивнул и удалился к себе.
Держу пари на что угодно, сквозь неплотно прикрытую дверь его номера в тот вечер можно было слышать тонкий скрежет металла об оселок. Иван тоже слышал, но по своему обыкновению лишь повел бровями и промолчал. Кремень!
Одно слово – обломок!
Неожиданность + ужас
А утром случилось нечто такое, чему у меня нет слов. Я просто лишилась дара речи. Хорошо, что не поседела. Во всяком случае, способность связно говорить меня на несколько часов оставила. Мы уже подходили к искомому дому на тихой зеленой улочке, когда Огано вдруг замер. Иван, ушедший вперед, в изумлении остановился, а я… я лишь приложила руки ко рту в немом крике, когда слепой вытащил из трости длинный узкий клинок.
Обломок молча вздернул брови, когда наш спутник, потусторонне улыбаясь, вымолвил, как мне показалось, совершенную чушь:
– Я нашел своего злого гения. Долгие годы на острове день за днем я воображал нашу встречу, но даже представить не мог, что все окажется так просто. Просто и нелепо. Я нашел тебя, Иван. Я нашел тебя.
Слепой, точно водомерка, невесомо скользнул к Ивану, и обоюдоострый клинок затрепетал в каком-нибудь волоске от горла обломка.
– Ничего не понимаю, – Иван ронял слова гулким стылым голосом, и от недобрых предчувствий я похолодела. – Что за глупости, Огано?
– Признаюсь, многого в жизни не понимаю, но одно готов отстаивать даже в одиночку против тысячи – у Фанеса странное чувство юмора. Делить душный трюм, спина к спине драться с пиратами, хлебать жуткую баланду из одной миски, и все лишь для того, чтобы в конце концов оказалось, что из плена меня освободил тот, по чьей милости я в плен попал. Иван, тот гнусный подонок, чьей крови я жаждал последние десять лет, – ты, и клянусь, меня не остановит ничто.
Говори он горячечно, с пылом оскобленного самолюбия, было бы не так страшно. Но, милая бумага, я даже восклицательных знаков не поставила после тирады Огано! И это вовсе не преувеличение! Какое счастье, что пустынная улочка в этот момент ожила: с противоположной стороны въехал экипаж, сзади по брусчатке застучали каблуки, и Иван, предупреждая нервную вспышку слепого, внятно проговорил:
– Убери шпагу. Обещаю, что не скроюсь. Мне и самому интересно.
Огано молча убрал клинок, оглядел улицу в обе стороны и усмехнулся.
– Порой мне казалось, что я ошибаюсь. Ты ведь и шагу не сделаешь в сторону от пропасти, если кто-нибудь подумает, будто на этот шаг тебя сподвиг испуг или жажда жизни. Но я не ошибаюсь. Это именно ты.
– Завтра на рассвете. В грушевой роще, что в пяти километрах от города. – Иван не мигая, смотрел на Огано и чеканил слова, будто имперский глашатай. – Полагаю, клинки?
– Да, клинки.
– Вернемся в гостиницу. А по пути разъяснишь зигзаги своей прозорливой мысли.
Слепой отрешенно кивнул, и мы, словно троица закадычных друзей, не спеша двинулись в обратный путь.
Шок + отчаяние
– Да, я не был образцовым гвардейцем, – усмехнулся Огано на пути в гостиницу. – Но гораздо большим прегрешением против чести воина всегда считал безразличие и глупое солдафонство. «Есть», «Так точно», «Никак нет» – вот формулы бездумного равнодушия и готовности исполнить самый нелепый приказ. Да, мне не нравился тогда и не нравится сейчас пустозвон на троне, но это говорит лишь о том, что на плечах у меня не просто корчага под каской, а голова. Как водится, нескольких неравнодушных людей с горячим желанием что-то изменить оказывается достаточно. Нас троих спаяла цель, призрачная цель наставить нашу многострадальную Родину на путь процветания и блага, избавив народ от ничтожества на троне.
– Звучит, – усмехнулся Иван и кивнул. – Кругло, ровно, гладко. Часом, не манифест цитируешь, дражайший Огано? Очень похоже. Ни разу не споткнулся.
Слепой усмехнулся.
– Все дело погубила доверчивость моего товарища. Он имел неосторожность рассказать о наших планах тому, кого считал своим другом. Наивный. Надеялся, что тот воодушевится благородной целью.
– И что? – в испуге я затаила дыхание.
– В условленном месте я нашел своих друзей и… предателя, – звонко проговорил Огано. – Подлец держал в руке саблю, обагренную кровью моих товарищей, а они лежали на земле у дворцовой стены и доживали свои последние минуты на белом свете.
– Ой! – Мне не хватало дыхания, милая бумага. Неужели Иван оказался способен на такое? Я скосила глаза на обломка – тот шагал мерно и даже с шага не сбился, только квадратная челюсть размеренно ходила взад-вперед, да брови сошлись на переносице. Я и раньше подозревала в нем двойное дно, теперь появился реальный шанс открыть третье!
– Предатель все узнал и сделал черное дело собственными руками. Даже жандармам не донес, славу палача заговорщиков единолично загреб жадными руками. Я не успел рассчитаться с подонком, нагрянул караульный наряд – услыхали странный шум – у меня из рук выбили саблю и скрутили. Потом суд, Коллегия по этике и эстетике – я ослеп от удара эфесом по голове – и одну статью мне заменили другой. Вместо ссылки на Сибирь-Каторгу приговорили к отправке на остров Призрения. Сочли, что с меня и слепоты будет достаточно.
– Леденящая душу история, – ухмыльнулся обломок. – Но при чем здесь я?
– Не вижу твоего лица, – Огано повернулся к Ивану и замедлил шаг. – Но хорошо помню голос предателя. Какое-то время я гнал сомнения прочь, но теперь уверен: твой голос – голос предателя.
– Сомнительный аргумент.
– Это не все. Его тоже звали Иваном.
Мамочка, что происходит? Обломку человека прирезать – что наземь плюнуть, не кто-то рассказал, сама видела, так неужели все это правда? Чудовищная правда? Кажется, я пискнула от ужаса. Иван даже не взглянул в мою сторону. Все так же неспешно вышагивал по улице.