— Как говорится у нас в Раше, куда ты на хрен денешься с подводной лодки. — Зарина усмехнулась. — А контролировать себя будешь сам, милый. Да с таким усердием, что муравьи и пчёлы позавидуют. Мало у кого из мужчин хватит воли сбежать от зерцала Макоши. Для того и создавалось.
Она подвинула ногой зеркало, почти целиком утонувшее в длинном ворсе ковра. Марк собрался отшвырнуть сатанинскую вещицу, доказав девчонке, что никакой власти она не имеет. Но его вдруг неодолимо потянуло взять в руки тяжёлую оправу, заглянуть за серебряную поверхность магического стекла и увидеть себя. Беспощадно, грубо, по-мужски наказывающего маленькую дрянь за унижение и шантаж. Фишер застонал.
Зарина сделала молниеносное движение кистью. Плеть мелькнула в опасной близости от лица Марка, звякнул колючий наконечник о металл оправы, а в следующий момент зеркало уже было у девушки в руке. Марка пронзило чувство обиды и разочарования. Будто у него отняли что-то жизненно важное.
— Сладкого не допьяна, — проговорила Зарина. — Иди, Марк. Одежду соберёшь сам.
— Где она?
— Двигай вниз, увидишь. Ты так спешил овладеть моим юным телом, что раскидал вещи по всему агентству. И портфель где-то там валяется. Провожать не буду. Когда будешь выходить, просто притвори дверь поплотнее. Замок запирается автоматически. До встречи, милый!
— Отвернись, — сказал Марк, понимаясь на ноги.
Она отрицательно покачала головой. А потом поднесла зеркало ко рту и как распутная девка из порнофильма провела розовым язычком по краешку оправы. Фишер процедил «bitch» и, ёжась под её изучающим взглядом, вышел из кабинета.
Одежда и впрямь была разбросана повсюду — в приёмной и на лестнице. Один носок висел на дверной ручке, второй пропал бесследно. Мокасины и портфель нашлись возле входной двери. «Пустынного Орла» в портфеле не было. Вместо него лежала баночка успокоительных пилюль, женские трусики, презерватив в надорванном пакетике да не-сколько полароидных фотокарточек. Разглядев, что на них снято, Марк тоскливо взвыл и принялся рвать плотную бумагу.
На мелкие, мелкие, мелкие клочки.
Долли была занята — стояла возле примерочной кабины с целым ворохом джемперов. Рядом суетливо топталась полненькая дамочка, ежесекундно заглядывающая за шторку, из-за которой доносился ворчливый мужской бубнёж. Я лицом и жестами показал Долли, как ей сочувствую и осмотрелся. Поблизости находилась только новенькая девушка-консультант. Длинноволосая дылда с дежурно доброжелательным лицом, в микроскопической одежде и туфлях размером с одноместную байдарку. Признав во мне посетителя, дылда совершила стремительный рывок, будто баскетболистка к потерянному противни-ком мячу.
— Чем могу помочь?
Я не был знаком с ней совершенно, поэтому допытываться, куда подевался брюнет из спортивного автомобиля (в торговом зале он отсутствовал), не рискнул. Вместо этого потребовал первое, что пришло в голову:
— Покажите нижнее бельё!
Она потянулась было к молнии на юбчонке, но вовремя спохватилась.
— Как вам не стыдно, молодой человек!
— А что постыдного в желании купить трусы и майку? — изобразил я недоумение.
— Ах, вот вы в каком смысле! — облегчённо выдохнула дылда. — Прошу прощения. Идёмте, я вас провожу.
Она провела меня к стеллажам с бельём и, скороговоркой сообщив, что примерять можно только майки и футболки, удалилась. На длинном лице расцветали алые пятна. Оказывается, она умела смущаться! Никогда бы не подумал.
Не глядя, я схватил несколько пакетов и торопливо шмыгнул в примерочную кабин-ку. Задёрнул плотную штору, быстро разделся и разулся. Совершать транспозицию сквозь одежду — моветон, сравнимый с прилюдным поеданием собственных козюль.
За украшенной ростовым зеркалом стеной находился коридор, ведущий из торгового зала на склад. Из этого же коридора, поднявшись на второй этаж, можно попасть в кабинет Дарьи. Привычно помянув покровительниц комбинаторов Кривую да Нелёгкую, я шагнул к зеркалу. Отражённый Павел Дезире скорчил гримасу неудовольствия и шагнул мне навстречу. Будь я последователем мистицизма, разглядел бы в этом какое-нибудь знамение; будь последователем маркиза де Сада — утончённое извращение. Но я обычный парень, плюющий на знаки и суеверия, поэтому погрузился в стеклянную гладь без посторонних мыслей.
Стекло — отвратительный материал для диффузии. В проникновении сквозь него нет никакого труда, но последующее состояние… Долгое время чудится, будто в рот, нос, уши и прочие отверстия насыпали песка, а волосы превратились в тонкие стеклянные трубочки и вот-вот начнут ломаться. Да и пластичность организма после стекла пониженная, воплотиться во что-либо экзотичное бывает трудновато.
Коридор пустовал. Я пересек его и взбежал по лестнице к кабинету щучки. За дверью отчётливо слышались два голоса, мужской и женский. Припомнив тамошнюю обстановку, я вновь погрузился в стену.
Высоких шкафов, выше моего роста, в кабинете имелось три штуки. Два одёжных и один со всевозможным барахлом. На нижних полках в нём хранилась обувь, на средних — сумочки и журналы, а на верхних — аптечная дребедень, косметика и спиртное. Для наблюдательного пункта я выбрал именно его, потому что к шифоньерам с некоторых пор испытываю стойкое предубеждение. Слишком уж живы воспоминания о фильме «После прочтения сжечь», где герой Брэда Питта поймал пулю как раз в одёжном шкафу.
Итак, я внедрился в этот вещевой склад. Ощущения от нахождения в нём получились крайне забавные, можно сказать, многослойные. Я даже забыл на время о «пост-стекольном» синдроме. И если женские туфельки, смешавшиеся с плотью моих ног, представлялись хоть и рискованным с точки зрения морали, но всё-таки допустимым экспериментом, если сумочка из кожи кенгуру, сросшаяся с животом, выглядела удачной шуткой, то… То застрявшая в горле коробочка противозачаточных пилюль, «патронташ» из презервативов в ухе и бутылка малаги в сердце тянули на циничную издёвку.
Эх, чего только не вытерпишь ради пользы дела!
В состоянии, сосредоточенном на диффузии, можно не только ходить сквозь стены, но и видеть через них. Паршиво, примерно как через густой туман, и далеко не через вся-кую, но кое-что разглядеть всё-таки можно. А вишнёвая дверца шкафа была так тонка…
Как я и рассчитывал, собеседником Дарьи оказался брюнет. Разговор эти торопыги начали без меня. Однако суть я, с присущей мне сметливостью, уловил буквально сразу.
— В последний раз спрашиваю, зачем к тебе приезжал отец? — агрессивно наседал паренёк. — Почему он опять советуется с тобой, практически посторонней женщиной, а не с родным сыном!
— А я в последний раз предлагаю успокоиться, — терпеливо парировала Дарья. — Иначе позову охрану, и тебя вышвырнут вон. Как нашкодившего щенка. Что касается моих отношений с твоим отцом, то это, Руслан, наше личное дело. Он всё ещё мой законный муж. Сколько бы тебе и твоей мамочке не хотелось обратного.