Book.

Белые льняные скатерти Вдовы и серебряные столовые приборы, сервиз в цветочек и салфеточные кольца слоновой кости были убраны, поскольку у Винни с ними «слишком много хлопот». Теперь они ели приборами из «Вулвортса» на старых плетеных подстилках из рафии, которые Винни привезла из дому.

— Салфетки да сервизы в серванте, — говорила Винни, — для тех, кому слуги стол сервируют, — а Винни, боже упаси, им не служанка. — Бог дал нам язык, чтоб облизывать губы, — заявляла Винни, — Он не создал нас с салфетками в руках.

Тут есть с чем поспорить. А как же сигареты? Чайные чашки? Сладкие крекеры? И вообще, как насчет «Бога», который нечасто заглядывал в «Арден»?

В откровенном ужасе от внезапного вычитания наших близких из жизни — бабушка, отец, мать, практически один за другим, — миссис Бакстер поспешила заполнить материнскую брешь. Как? — частенько спрашивала она мистера Бакстера. Как могла мать оставить своих маленьких деток? Своих малките деца? (Миссис Бакстер была двуязычна.) Тем более таких лапочек? Она, наверное, не в своем уме (или же «умопобъркана»).

Изобел караулила, когда мистер Бакстер спозаранку отправится в школу, и черным ходом бежала в «Холм фей», чтобы миссис Бакстер, а не Винни причесала ее и заплела волосы в аккуратные косички («косата»), потому что девочкам под опекой мистера Бакстера запрещалось распускать девичьи локоны вблизи здания школы. Миссис Бакстер купила новые темно-синие ленты, большими бантами завязывала косы Изобел и говорила:

— Ну вот, ты погляди, какая красавица, — и одобрительно сияла гигантской новолунной улыбкой, не вполне скрывавшей гримасу сомнения.

Чудесные червонно-золотые волосы Одри, волосы, что текли по спине волнистым вулканическим потоком, языком пламени, полагалось упихивать в толстую косу почти до пояса. Неукрощенные длинные волосы вызывали у мистера Бакстера разлитие желчи.

— Надо это все состричь, — говорил он, и чудо чудесное, что длинные локоны Одри продержались так долго.

Пришло лето. Сад «Ардена» заполонили сорняки. Мистер Бакстер попрекнул Винни состоянием сада.

— Мне тут ваши клятые одуванчики не нужны! — гневно прокричал он через буковую изгородь.

Чарльз подождал, пока мистер Бакстер не уйдет в дом, и сдул семена с одуванчиков через изгородь, каковую выходку Винни приветствовала скрипом с заднего крыльца. Добрососедства она не постигала.

Впрочем, одуванчики выпалывала миссис Бакстер — в «Холме фей» садоводством занималась она. Выращивала малину и черную смородину, картошку, горох и красную фасоль, окучивала красивые розы-альбертины, что взбирались по шпалере, отделявшей газон от фруктового сада и огорода. Кусты розмарина, усыпанные голубыми цветочками, темные копья лаванды гладят по ногам, когда идешь по садовой тропинке, а бордюры вокруг большого полукруглого газона мягки и иззубрены — легонько покачиваются колокольчики, шпорник на ветру кивает бледной жимолости, что вплетается в буковую изгородь.

На Ивовом проспекте появились новые люди — Макдейды. Какого мнения мистер Бакстер об имени Кармен Макдейд, становилось ясно по тому, как его усатая губа кривилась ухмылкой всякий раз, когда он вынужден был называть Кармен по имени. Макдейды приехали на север из Лондона, и семейство у них было столь многочисленно, что мистер Макдейд (в некотором роде строитель) и миссис Макдейд (гарпия) временами ненароком теряли одного из младших Макдейдов.

— Недоделки, — таково было профессиональное суждение мистера Бакстера касательно большинства представителей клана Макдейд, хотя «недоделанность» он определял весьма либерально и нередко подразумевал также Чарльза. Или даже миссис Бакстер.

Кармен подтыкала подол в застиранные трусы и ходила колесом по зеленому газону «Холма фей».

— Скороспелка эта девчонка, — с отвращением кривился мистер Бакстер.

Но как она может быть одновременно недоделком и скороспелкой? На мистера Бакстера не угодишь.

— Она же маленькая еще, — возражала миссис Бакстер.

— И что? — сумрачно отвечал мистер Бакстер. — Все они одинаковы.

Винни не справлялась, семейный бизнес ускользал из рук. Во всем виновата Элайза. Миссис Бакстер принесла решение и теперь стояла на заднем крыльце с тарелкой маленьких розовых пирожных. Одно пирожное Винни с подозрением взяла.

— Берите, берите все, — сказала миссис Бакстер.

Пирожные сами по себе не решение, но «опека»?

Винни подозрительно прищурилась:

— Опека? — Да быть того не может, кто-то готов избавить ее от «бедных сироточек»? Винни задумалась. И чуть не подавилась пирожным.

— Они не сироты, — сказала она не очень внятно, поскольку давилась. — Они не сироты, их мать жива.

— Ну конечно, — поспешно согласилась миссис Бакстер.

Она уже не помнила Элайзу в лицо. Вспоминая, видела только фигуру вдалеке — в глубине сада, в поле, и фигура эта удалялась. Винни слизала с пальцев глазурь и сказала:

— Ну а что? Можно.

Но растяпа миссис Бакстер не поговорила заранее с «папочкой», и тот вытаращился на нее в ошеломлении:

— Дьявол тебя дери, Мойра, да ты не в своем уме. — (Еще одна, значит.) — Я этого придурка целыми днями в школе вижу, не хватало еще, чтоб он У меня дома жил. А девчонка их все время дуется. Ты слышишь меня? — («Временами Чарльз ведет себя довольно глупо», — сдержанно начертал мистер Бакстер в рождественском табеле.)

Иногда миссис Бакстер читала вслух. Изобел прислонялась к ее пухлой голубиной груди, по другую руку к матери пристраивалась Одри, и под переливчатый голос, шуршавший торфом и вереском, ненадолго отступали и Элайза, и Гордон, и Вдова. Из миссис Бакстер выходила замечательная сказочница, она умела в мгновение ока превращаться из разгневанного великана в кухонную мышку.

Миссис Бакстер знала те же сказки, что Элайза, но у Элайзы сказки нередко заканчивались плохо, то и дело кого-то калечили и пытали, а у миссис Бакстер всегда был счастливый финал. Например, миссис Бакстер утверждала, что Красную Шапочку спас ее отец-дровосек — он убил волка, разрезал, из волчьего живота выскочила бабушка, совсем как новенькая, и, само собой разумеется, после этого все они жили долго и счастливо. А по версии Элайзы, все обычно умирали, даже Красная Шапочка.

Порой, когда история подходила к концу, все налаживалось и справедливость восстанавливалась, миссис Бакстер вздыхала и говорила:

— Жалко, что в жизни так не бывает.

Мистер Бакстер об этих чтениях не ведал: он всей душой не одобрял сказки («гиль и ересь»), хотя имелась ли у него вся душа — вот в чем вопрос.

Как-то раз он внезапно вернулся из школы рано и застал их троих перед камином. Миссис Бакстер читала, водя пальцем по строчкам — она куда-то задевала очки для чтения, — и, когда Красная Шапочка клала в корзинку пирожок, они вдруг заметили мистера Бакстера в дверях. Миссис Бакстер легонько вздрогнула, как испуганный кролик, и палец для чтения таинственно замер на слове «веревочку».