Жизнь дала трещину, и залатать эту трещину не было никакой возможности. Да и желания, если уж говорить начистоту, тоже не было. Родители намекали насчет того, что надо менять характер, непрестижные работы курьером и промоутером (а кем еще работать недоучке, не финансовым же директором) не приносили никакого удовлетворения, напротив — уничтожали последние остатки самоуважения, все мужики виделись Кате обидчивыми козлами, а все женщины тупыми курицами. А тут еще и волосы на ногах, до сих пор почти незаметные, ударились в буйный рост. В общем, причин для расстройства было много. И ладно бы только расстройство, расстройство как-нибудь еще можно пережить, но жизненная перспектива рисовалась Кате унылой, безрадостной, заполненной ежедневным, ежечасным, ежеминутным насилием над собой. Да тут еще Кастанеда под руку подвернулся…
Судьбоносное решение, пожалуй — самое важное в жизни, Катя приняла не скоропалительно, а обдуманно. Оценила актив и пассив, подвела безрадостный итог, осознала, что жить такую жизнь — это только мучиться, и решила. Решив, стала искать способ.
Прыжки с высоты отпали сразу же, потому что уйти хотелось красиво. Разбиться в лепешку — брр! А если не повезет, то можно остаться на всю жизнь беспомощной инвалидкой. То-то радости.
По той же причине отпало и повешение. Не хотелось болтаться на веревке с вывалившимся языком и синюшно-багровой физиономией, да еще и с грязными трусами.
Застрелиться из отцовского ружья было бы подло. Бедного папу потом по следователям затаскают. Почему не хранил ключи от железного шкафчика с оружием в недоступном месте и так далее. Да и эстетики в размазанных по стенке мозгах тоже мало. Опять же, срочный ремонт будет родителям совсем некстати…
С камнем на шее в омут? Ну этот вариант мелькнул в голове и тут же был отвергнут. Кормить собой рыб и прочих мутантов в грязной Москве-реке? Нет, лучше уж повеситься. По крайней мере, похоронят целой.
Так вот, методом исключения и дошла Катя до медикаментозного способа, как наиболее эстетичного и наименее болезненного. Уснуть и не проснуться — разве это не счастье? И выйдет красиво, почти как у Гумилева, любимого Катиного поэта:
«Улыбнулась и вздохнула,
Догадавшись о покое,
И последний раз взглянула
На ковры и на обои.
Красный шарик уронила
На вино в узорный кубок
И капризно помочила
В нем кораллы нежных губок.
И живая тень румянца
Заменилась тенью белой,
И, как в странной позе танца,
Искривясь, поникло тело.
И чужие миру звуки
Издалека набегают,
И незримый бисер руки,
Задрожав, перебирают.
На ковре она трепещет,
Словно белая голубка,
А отравленная блещет
Золотая влага кубка». [4]
Трепетать на ковре — это уж слишком. Достаточно заснуть в своей кровати, лежа на спине и вытянув руки вдоль тела. Такая простая, естественная и в то же время торжественная поза.
Определившись с методом, начала подбирать средство, что в наше время (спасибо неусыпно бдящей Федеральной службе Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков!) оказалось довольно-таки сложно. Лучше всего подошло бы сильнодействующее снотворное, да где его столько взять? Всеведущий Интернет и купленный в магазине медицинской книги фармакологический справочник помогли Кате остановить выбор на таблетках, снижающих артериальное давление. Оп — и хлоп! И купить их можно было без рецепта, и стоили они недорого, пятисот рублей хватило с лихвой.
Летальную дозу Катя рассчитывала не на свой пятидесятивосьмикилограммовый вес, а на восемьдесят килограмм. Чтобы уж наверняка. Травиться решила натощак, чтобы всасывалось быстрее и лучше (зачем тянуть с хорошим делом?), поэтому любимыми заварными пирожными объелась накануне. Утром ушла из дома вроде как на работу, развозить по заказчикам элитные чаи, погуляла минут сорок по родному Бескудникову, а в половине девятого вернулась в пустую квартиру. Походила по ней, посмотрелась в зеркало — не обновить ли макияж, но потом решила не обновлять. Все равно после будут гримировать. Катя знала, что покойников перед похоронами гримируют.
Черкнула родителям короткую записку: «Мама, папа, я вас очень люблю, но жить мне незачем» — и начала выдавливать в чашку таблетки из блистеров. Давила-давила, как булгаковский Шариков котов, и наконец закончила. Потрясла в воздухе онемевшими пальцами («мы писали, мы писали, наши пальчики устали»), сходила на кухню за водой и приступила к процессу.
Процесс растянулся на полчаса, потому что с непривычки таблетки глотались плохо, да и ком в горле стоял. Но ничего, терпение и труд все перетрут. Проглотив последнюю, Катя встала из-за стола, чтобы лечь на кровать и заснуть вечным сном, но желудок внезапно запульсировал, комок в горле превратился в спазм и Катю крайне неэстетично вырвало на ковролин. А еще в этот момент хлопнула дверь и из прихожей донеслось удивленное:
— Катя, ты дома? Ты что — заболела?
Что мама забыла дома (видимо, что-то важное, раз вернулась), Катя так и не узнала. Но это и неважно, важно, что вернулась, сразу все поняла и вызвала «Скорую помощь». Доктор приехал опытный, бывалый, поэтому обольщаться стабильным Катиным состоянием не стал и в лепет насчет того, что она «случайно перепутала» гипотезивный препарат с витаминами (кто, интересно, жрет витамины горстями?) не поверил. Во-первых, неизвестно, сколько таблеток осталось внутри. Сейчас все вроде бы ничего, а как всосутся… Во-вторых, налицо суицидальная попытка, подтвержденная в письменной форме (Катина мама дала ему прочесть записку), а самоубийцы-неудачники подлежат непременной госпитализации. Чтобы повторно не попробовали бы покончить с собой.
Кате промыли желудок. Варварская, пыточная процедура. Однократная (и не доведенная до конца) попытка анального секса, предпринятая по настоянию бывшего бойфренда, не шла ни в какое сравнение с промыванием. Засовывают в тебя длиннющую кишку, льют туда литрами холодную воду до тех пор, пока тебе не начинает казаться, что ты вот-вот лопнешь, заставляют выдать все залитое обратно… И так несчетное количество раз. Доктор попался добросовестный, «мыл» как положено и даже лучше того. Промывание желудка в подавляющем большинстве случаев благотворно действует и на мозги. Почему так происходит, наука еще не установила, но когда-нибудь непременно установит. К тому моменту, когда доктор сказал: «Достаточно», Кате очень хотелось жить. Разумеется, при условии, что ей больше никогда не станут промывать желудок. Катя злилась на себя, а еще ей было стыдно перед мамой и перед доктором. Перед мамой, потому что устроила ей ни за что такой вот «сюрприз», а перед доктором потому, что отвлекла его от важных дел. Ему бы сейчас делом заниматься, спасать и лечить тех, кому по-настоящему плохо, а он тут с ней дурью мается. Поэтому согласилась госпитализироваться сразу, не доводя до уговоров и увещеваний. В больницу, так в больницу, тем более что добрый доктор разъяснил разницу между психиатрическим и психосоматическим отделением, и выходило, по его словам, что «психосоматика» есть не что иное, как санаторий, устроенный добрыми людьми для таких «приколисток», как Катя. И для приколистов тоже, потому что психосоматические отделения по гендерному признаку не разделяются. В отличие от психиатрических. Правда, палаты в «психосоматике» все же подразделяются на женские и мужские, как и везде.