Саблин прислушивался к самому себе и понимал, что совершенно не нервничает. Ни грамма, ни капли. Хотя ситуация, при которой на его глазах будут вскрывать труп давно и хорошо знакомого человека, сложилась у него впервые в жизни. Но это же просто труп, просто материал, который подлежит исследованию и на котором в этих целях нужно произвести определенные манипуляции. Вот и все.
В нем не было ни злорадства, ни облегчения. Да, человека, который испортил ему жизнь и здоровье, больше нет в живых. Но почему-то это Саблина абсолютно не трогало. «Я просто устал, — думал он, идя по длинному коридору морга в сторону секционной. — Я устал до такой степени, что уже ничего не чувствую. Я утратил способность не только радоваться, но и огорчаться, и негодовать, и даже бояться. Мне стало все равно».
Вскрытие началось. Синюшный цвет лица и шеи, обильные трупные пятна, сильный запах алкоголя, исходивший из полости черепа, а также от других внутренних органов, резкое полнокровие внутренних органов, жидкое состояние крови. При вскрытии полости желудка по всей секционной распространился тяжелый сивушный запах.
— М-да, — прокомментировал Воскобойников, — пьют же люди… Как в него столько водки-то влезло? У нас тут острый эрозивный эзофагит, гастрит, мочевой пузырь переполнен, ложе желчного пузыря отечно. Физиономия синяя, одутловатая. Типичные признаки отравления алкоголем.
Саблин смотрел внимательно. Отравление алкоголем — это, конечно, замечательно, это снимает с него всякие подозрения, но… Но обнаружены очаговые неравномерные кровоизлияния в мягкие ткани органокомплекса шеи слева. А вот на коже снаружи в этом месте нет никаких повреждений. И это настораживало. Воскобойников принялся за послойное исследование мягких тканей шеи слева, и там тоже обнаружились видимые невооруженным глазом участки темно-красных блестящих кровоизлияний.
— А это что? — с любопытством спросил руководитель следственного отдела.
— Похоже на травму рефлексогенной зоны, — ответил Воскобойников.
Сергей был с этим полностью согласен. Значит, Юрия Альбертовича не только напоили, но еще и ударили. Кто? Случайные собутыльники? Зачем? Он не похож на человека, который приведет в свое жилище неизвестно кого. Да и не пил он. Выпить мог, как и все, за общим столом рюмку поднять или бокал шампанского, но чтобы так нажраться…
Подошла очередь исследования входа в гортань и в пищевод.
— Обращаю внимание присутствующих, — сказал Воскобойников, — вот здесь у нас две параллельные прерывистые темно-красные ссадины на слизистой задней стенки глотки, направленные к входу в гортань и в пищевод. Аналогичная ссадина длиной… длиной… семь и восемь десятых сантиметра у нас имеется и на задней стенке пищевода в области верхнего сужения.
— А это что значит? — снова спросил руководитель следотдела. — Откуда такие ссадины?
— Да кто ж его знает, — пожал плечами Воскобойников. — Мало ли что человек любил покушать тверденького, с жесткими острыми краями. Сухари, например. Вот слизистую и ободрал. Хотя что-то я не то говорю, господа хорошие… У нас в желудке-то никакой такой пищи нет, даже ее остатков. Только один алкоголь. Сергей Михайлович, вы же работали с умершим, может, заметили за ним какие-нибудь эдакие пищевые привычки, которые могли привести к образованию подобных ссадин? — обратился он к Саблину.
Саблин нагнулся над трупом и посмотрел внимательнее.
— Не думаю, что дело здесь в продуктах, которые ел покойный, — произнес он негромко. — Я такие ссадины видел несколько раз на больничных трупах. Это признаки грубого введения в глотку и пищевод желудочного зонда.
— А это что такое? — задал вопрос следователь-криминалист, не прекращая видеосъемку, которую вел с самого начала вскрытия.
— Это специальная трубка из гибкого эластичного материала, — пояснил Воскобойников. — Ее ставят больным, чтобы в случае отравления промыть желудок от содержимого.
— А-а-а, — разочарованно протянул следователь-криминалист.
— И не только, — добавил Саблин. — Ее используют в реанимации, чтобы кормить больных, которые находятся без сознания. При помощи зонда им в желудок вводят жидкую пищу и размельченные лекарственные вещества. Я сам работал в реанимации несколько лет и ставил такие зонды больным много раз. Если нет хорошего навыка в этой манипуляции, то легко можно при постановке зонда случайно поранить слизистую глотки и гортани.
Руководитель следственного комитета взглянул на Саблина с неожиданным интересом:
— То есть мы имеем следы того, что человека ударили в рефлексогенную зону, от чего он мог потерять сознание, а потом как-то не очень аккуратно ввели ему желудочный зонд, через который влили огромное количество водки, так получается?
— А зачем? — спросил Воскобойников. — Водочку приятнее кушать из стаканчика. Или ваш коллега, Сергей Михайлович, был пищевым извращенцем?
— Мой коллега, — сухо произнес Сергей, — алкоголь употреблял крайне умеренно. И мне кажется, что здесь мы имеем дело с весьма профессионально исполненным убийством.
— Ох, Сергей Михайлович, — вздохнул руководитель следственного отдела, — вы бы поосторожнее. Вот не зря про вас говорят, что у вас язык как помело. Вы же сами себе яму роете.
— Это почему? — не понял Саблин.
— Да потому, что вы и про зонд знаете, и ставить его умеете, и рефлексогенные зоны вам как врачу известны лучше, чем кому бы то ни было. И самое главное — весь Северогорск в курсе вашей войны с покойным Вихлянцевым. Он — ваш враг номер один. И подозрения падут в первую очередь на вас.
Он смотрел на Саблина доброжелательно и спокойно, но у Сергея возникло ощущение, что становится душно, как будто ему на голову надели полиэтиленовый пакет и привязывают его веревкой вокруг шеи.
«Вот и все, — подумал он равнодушно и отстраненно. — Ты хотел снять меня с должности и уничтожить, Юрий Альбертович? Ну что ж, у тебя это получилось».
* * *
Слова, услышанные Саблиным от начальника следственного отдела, оказались пророческими: первым подозреваемым в убийстве Юрия Альбертовича Вихлянцева назначили именно Сергея. Следователь, которому передали в производство уголовное дело об убийстве, относился к Саблину вполне доброжелательно: они были давно знакомы и неоднократно вместе дежурили. Но при этом он проявлял дотошность, порой совершенно нестерпимую и доводившую Саблина до исступления.
— Начнем с мотива, — говорил он. — У вас был мотив на убийство Вихлянцева?
— Нет, не было.
— Ну как же не было, Сергей Михайлович? Он ведь вам мешал, это всем известно.
— Он мне мешал — я его уволил, — отвечал Саблин. — И он мешать перестал.
— Не скажите, не скажите, — качал головой следователь, хитро улыбаясь. — Он писал на вас многочисленные жалобы, подавал в суд иски, вас замучили проверками, вас обвиняют в коррупции. Он из вас всю душу вынул. И у вас вполне мог созреть мотив отомстить. Я прав?