— Ваш Славик здоровый лоб, он прекрасно может себя защитить сам, зачем ему, чтобы Сережа его жалел? А вот больного котенка или птенца со сломанной лапкой защитить некому. Защищать надо того, кто сам себя защитить не может.
— Да ваш Сережа — настоящий зверь! Видели бы вы, какими глазами он смотрел на нашего Славика! Как волчонок! Надо же, в такой интеллигентной семье растет, а настоящий монстр! Животное!
Сереже было непонятно, почему его называют монстром, зверем, волчонком и животным. И о каком таком взгляде говорила Славкина мамка? Дождавшись, когда родители побитого соседа ушли, мальчик осторожно потянул тетю Нюту за рукав:
— Нюта, а почему они так меня обзывали? Я что, правда звереныш, что ли?
— А ты подслушивал! — рассмеялась тетя Нюта. — Некрасиво! А насчет звереныша — так ты бы видел, какие у тебя глаза сейчас. Звереныш и есть.
— Но почему? — упрямо настаивал Сережа. — Что с глазами-то не так?
— Да они у тебя, как у деда Анисима, в точности. Никто из нас, ни мама твоя, ни Васька, ни я — ни внешне, ни повадкой на отца не похожи, а ты — вылитый Анисим Трофимович Бирюков. Вот скажи честно: жалеешь, что Славку избил?
— Нет, — твердо ответил мальчик.
— И если бы снова так сложилось — снова побил бы его?
Сережа молча кивнул, боясь взглянуть тетке в лицо. Он был уверен, что говорит неправильно, что Нюта его осуждает, но соврать тоже не мог. Что-то мешало.
— Значит, не жалеешь, не раскаиваешься? — Губы тети Нюты искривились в непонятной Сереже усмешке.
Он помотал головой, потом внезапно решился и поднял глаза.
— Ну так и есть, — вздохнула тетка. — Воин, который не раскаивается в том, что причиняет боль и смерть. Потому что он воин и перед ним враг. Как же ты похож на своего деда! Ой смотри, Сережка, намаешься ты с таким характером. И с таким взглядом.
— А ты же говорила, что у меня хороший характер, — возразил Сережа.
— Хороший, — согласно кивнула она. — Но трудный. И людям с тобой будет трудно, и тебе самому будет тяжко. Так что готовься, легко тебе в жизни не будет. И взгляд свой волчий убери, это ведь только я понимаю, потому что дедова дочка и отчество у меня Анисимовна, а другие-то не поймут, испугаются, ненавидеть будут. Поосторожнее с глазами, Серенький.
* * *
— …Сочетанная травма груди, живота и нижних конечностей: переломы грудины и ребер о рулевую колонку, разрывы легких и печени с обильным внутренним кровотечением, винтообразно-оскольчатый перелом правой бедренной кости в результате воздействия травмирующей силы по оси конечности с ее одновременным вращением вокруг оси…
Сергей, тщательно проговаривая медицинские термины, диктовал медрегистратору протокол исследования трупа молодой женщины, погибшей в дорожно-транспортном происшествии. Женщина находилась за рулем автомобиля, превысила скорость, не справилась с управлением и, выскочив на встречную полосу, столкнулась с автобусом. Виновница аварии погибла на месте. Исходя из соображений здравого смысла, проводить судебно-медицинское исследование таких трупов нерационально. Зачем? И без того все ясно. Ясно, что человека не убили, не отравили, не застрелили и не проломили ему череп подручным тяжелым предметом. Обстоятельства налицо, для чего исследовать труп, какие неожиданные находки, важные для правосудия, могут обнаружиться? В большинстве зарубежных стран в подобных случаях ограничиваются только забором крови для анализа на наличие алкоголя или наркотиков. Но российские законы требуют непременного вскрытия трупа в каждом случае насильственной смерти. При этом не следует путать смерть насильственную и смерть криминальную, являющуюся всего лишь одной из разновидностей насильственной. Насильственная смерть — это смерть от любых видов внешнего воздействия, а не от заболевания. Вот и приходится тратить время и силы на никому, в общем-то, не нужную работу.
Но и в этом случае, отдавая себе отчет в том, что акт экспертизы не прочтет даже следователь, не говоря уж о судье и адвокате, Сергей Саблин старался сделать протокол безупречным, использовал формулировки механизмов деформации костей и в экспертных выводах старался придерживаться научной терминологии, которую выучил на недавних занятиях. Такой перелом, какой он описал у погибшей в ДТП молодой женщины, свидетельствовал, скорее всего, о том, что она изо всех сил правой ногой давила на педаль тормоза, пытаясь избежать столкновения. В целом причина смерти сомнений не вызывала.
Сергей извлек органокомплекс и начал осматривать полости тела. Что это? Дно матки находилось выше уровня лонных костей. Да она беременная была, что ли? Саблин собрался было дать указание санитару выделить и извлечь органы малого таза, но передумал и сделал это сам. В полости матки действительно обнаружились и плацента, и плодный пузырь, внутри которого в амниотической жидкости находился плод — небольшой человечек-куколка, с кожей насыщенного розово-красного цвета, сморщенным крохотным личиком, маленькими ручками и ножками. Даже пол определялся. Саблин измерил длину плода для определения срока беременности: если длина составляла меньше 25 сантиметров, то из этой величины извлекался квадратный корень, и полученная цифра соответствовала количеству лунных месяцев, если же длина плода превышала 25 сантиметров, то показатель просто делился на 5. Он сначала произвел вычисления в уме, потом попросил медрегистратора посчитать более точно, на карманном калькуляторе, который та всегда носила с собой на вскрытие, чтобы при необходимости делать подсчеты, например, объема внутреннего кровоизлияния, помножив количество семидесятипятимиллилитровых прозекторских черпаков на их объем. Оказалось, что способность быстро считать в уме Сергей не утратил: у него получилось чуть меньше 5 календарных месяцев, медрегистратор же, переведя лунные месяцы в календарные, выдала цифру 4,79. Однако!
— Надо же, — покачала головой медрегистратор, — горе какое! Два человека разом погибли. Не знаете, Сергей Михайлович, она замужем?
Сергей пожал плечами, продолжая исследование.
— Понятия не имею. Да какая разница!
— Ну как же, жалко ведь человека, и жену потерял, и ребенка. Думал, наверное, что через четыре месяца у него будет семья из трех человек, а теперь совсем один остался.
Саблин вспомнил Красикову, умершую в реанимации от отравления уксусной кислотой. Не мог он ее забыть до сих пор, хотя четыре года прошло. Не мог забыть безумные, затуманенные нежеланием осознать потерю глаза ее мужа, у которого вот только что, совсем недавно тоже была семья из трех человек, а теперь он остался совсем один. Но поддерживать «переживательные» разговоры с медрегистратором он не собирался и перевел диалог в сугубо профессиональное русло.
— Пятимесячный плод — это еще не ребенок. Это всего лишь плод, то есть с юридической точки зрения не человек, а существо. Его и хоронить поэтому нельзя как человека, только вместе с трупом матери.
Но медрегистратор никак не желала сбиваться с эмоционального настроя.
— Да мужу-то какая разница! Он же всю жизнь будет горевать и думать, что потерял не одного человека, а двоих.