— Ты к чему ведешь, я не понимаю? — нахмурился Сергей. — К тому, что мой диагноз только подтверждает то, что ты рассказываешь?
— А я еще не все рассказала. Ты меня дослушай, сынок. В нашей стране регистрируется все то, что не прошло клинических испытаний у зарубежных производителей. Или такие испытания все-таки прошли, но не в достаточном объеме. И вот к нам хлынула настоящая лавина разных вакцин от всяческих доброхотов, которые делают вид, что стремятся помочь России, находящейся в сложной экономической ситуации и испытывающей огромные проблемы в сфере здравоохранения, а на самом деле просто хотят заработать большие деньги. Очень большие, Сереженька. Такие, какие тебе и не снились. И что они нам везут, прикрываясь лозунгами о бескорыстной помощи? Они везут нам не завтрашние и не сегодняшние технологии, а позавчерашние. На самом деле это всего лишь отходы от их современного производства. Или, как вариант, они присылают те вакцины, которые им необходимо исследовать в ходе широкомасштабного эксперимента. Эксперимента на детях, Сереженька. У них это называется широкомасштабными наблюдениями. Такой, видишь ли, красивый эвфемизм. На самом же деле речь идет именно об экспериментах и именно на наших детях.
— Не может быть, — прошептал Сергей в ужасе. — Мам, ты правду говоришь? Я, конечно, допускал, что Пурвитис в чем-то прав, но чтобы так…
— А теперь, — Юлия Анисимовна словно не слышала реплики сына и продолжала ровным голосом преподавателя, привыкшего читать полуторачасовые лекции без перерыва, — я тебе расскажу про одну вакцину, которую применяли много лет и применяют до сих пор. Что в ней есть? В ней есть соли ртути, которые, как тебе хорошо известно, еще более опасны, нежели сама ртуть. И тем не менее в ней есть мертиолят — ртуть-органическая соль. Идем дальше. В этой вакцине присутствует формалин, а уж кому, как не тебе, судебно-медицинскому эксперту, знать, что это сильнейший мутаген и аллерген.
Это было правдой, Сергей постоянно страдал то аллергическим бронхитом, то аллергическим ринитом, то приступами гастрита, не спровоцированными «неправильной» едой. И страдал не только он один, мало находилось судебно-медицинских экспертов, работающих в танатологии, которые не испытывали бы на себе действие формалина, широко применяемого в моргах. Болели все поголовно, кто чем: астматическими бронхитами и бронхиальной астмой, крапивницей, хроническим ринитом, аллергическими холециститами, колитами, гастритами, у многих возникали эритемы и трещины на коже, да всего не перечислишь. Такова плата за возможность заниматься своей профессией.
— Детей травят формалином? — он ушам своим не верил.
— А ты как думал, — усмехнулась мать. — Причем заметь себе, никто и никогда еще не проверял, как действует этот чудовищный конгломерат мертиолята и формалина, как говорится, «в одном флаконе», хотя бы на детенышах животных. Каковы непосредственные реакции на вакцинацию у малышей? Каковы отдаленные последствия для подростков? Никто этого не знает. Фирмы-производители легко выходят из положения: пишут в инструкциях предупреждение и тем самым слагают с себя ответственность. Дескать, мы вас предупредили, что там мертиолят и формалин, а уж вы сами решайте, вакцинировать вашего ребенка или нет. Вот и получается, что в нашей стране уже давно проводятся многолетние широкомасштабные испытания на наших детях, у которых развиваются различные патологические синдромы, а все удивляются, почему у нас такой рост количества детей-инвалидов. И несчастные родители этих детей даже не подозревают об истинной причине происходящего. И что самое ужасное — у родителей нет никакого выхода. С одной стороны, проплаченные и тщательно подготовленные кампании по запугиванию населения то гриппом, то дифтерией, то туберкулезом, с другой стороны — запретительные меры в отношении детских садов и школ. Приезжают вакцинаторы, всех детишек выводят строем и вакцинируют, причем родители зачастую даже не знают об этом, их информируют постфактум. А то еще и запрещают невакцинированным детям посещать садик или школу.
— А что же педиатры, мам? — в недоумении спросил он. — Они что, не видят всего этого? Не знают?
— Знают, сынок, — вздохнула Юлия Анисимовна. — Еще как знают.
— Так почему же они молчат? Почему не бьют тревогу?
— А они и не молчат, — грустно улыбнулась мать. — Они постоянно докладывали об этом, давали информацию о поствакцинальных осложнениях, а эта информация попадала в статистику, и статистика получалась такой нехорошей, такой угрожающей и взрывоопасной, что ее прятали под гриф «Для служебного пользования». Тысячи детей страдают, но разве чиновникам из Минздрава есть до этого дело, если те, кому нужно пропихнуть свою продукцию на наш рынок и озолотиться, платят взятки немыслимых размеров? Вот я тебе пример приведу, кстати, по той самой вакцине с формалином и мертиолятом. Ты хоть и не педиатр, но, вероятно, понимаешь, что такое заболевание, как гломерулонефрит, слабо поддается лечению. Так вот, наши отечественные педиатры очень внимательно на протяжении двадцати пяти лет следили за развитием этого заболевания как поствакцинального осложнения на АКДС и ее «ослабленные» модификации. Наблюдали, отмечали развитие осложнений и последующую инвалидизацию детей.
— И что? Что в итоге?
— А ничего, сынок. Понаблюдали, научные отчеты написали, отчеты загрифовали, на этом все и закончилось. Никто ничего не предпринял. Никто ничего не сделал.
Сергей молчал. Сказать было нечего. Но он так и не мог понять, что пытается объяснить ему мама. Она его поддерживает в решении не менять в акте экспертизы ни одной буквы? Или пытается заставить его принять другое решение? В нем снова поднялась волна злости, утихшая было под грузом обвалившейся на него информации.
— Тогда я тем более должен настаивать на своем заключении, — агрессивно проговорил он.
— А вот теперь, сынок, подумай, что будет дальше. Ты оставляешь заключение в первоначальном виде. Акт экспертизы уходит из Бюро. Его читают там, где положено, и по факту смерти ребенка от вакцины в обязательном порядке возбуждают уголовное дело. К тебе приходят люди из прокуратуры и задают тебе очень неприятные вопросы, на которые тебе будет крайне трудно ответить убедительно, то есть так, чтобы самому не оказаться за решеткой.
Он в изумлении посмотрел на мать.
— Ты о чем? Почему я должен оказаться за решеткой? Разве я вакцинировал ребенка с ослабленным иммунным статусом? Разве я виноват в том, что участковый педиатр не учел повышенную сенсибилизацию малышки?
Юлия Анисимовна убрала руку, которая на протяжении всего разговора так и оставалась лежать на колене сына. Открыла сумочку, достала пудреницу, оглядела в маленьком зеркальце свое все еще очень красивое лицо, пальцем пригладила волосок на брови. В этот момент мать напомнила ему тетю Нюту, которая точно так же отстранялась от собеседника перед тем, как собиралась сказать что-то очень важное и значимое. Пауза явно затягивалась, и Сергей понял, что сейчас, собственно, и начнется самая главная часть их беседы.
— Сережа, никто не будет обвинять тебя в смерти девочки, и знаешь почему?