Саблин примерно представлял себе, о чем идет речь. Для проведения экспертных исследований определенного вида необходимо пройти обучение в течение одного-двух месяцев и получить так называемый «допуск»: право проводить именно этот вид исследований. Допуск подтверждает квалификацию эксперта и дает ему право подписывать заключение. Дактилоскопия, трасология, оружиеведение, химия, физико-техника, биология — все эти и множество других исследований требуют отдельного обучения и допуска. В условиях Северогорска органы внутренних дел не могут позволить себе роскошь иметь узких специалистов, то есть по отдельному эксперту на каждый вид экспертизы. Штатное расписание и бюджет не резиновые. Посему активно приветствуются эксперты-«многостаночники», которые могут единолично проводить несколько видов экспертиз. Такие эксперты удобны руководству еще и тем, что их можно использовать как выездных экспертов для дежурств в составе следственно-оперативных групп: «чисто химика», «чисто биолога» или «чисто оружейника» работать на место происшествия не возьмут, ему там просто нечего делать.
Но неужели Каширина с ее связями и возможностями не смогла пробить назначение сына в экспертно-криминалистический центр в Северогорске, когда у парня было уже два допуска? Это по меньшей мере странно. Почему нужно было ждать, пока он овладеет пятью экспертизами и получит пять допусков?
— Я всю жизнь боялась, что настанет момент, когда мне будет стыдно за своего сына, — очень серьезно ответила Татьяна Геннадьевна, когда Сергей с обычной для него бестактностью задал ей вопрос напрямую. — Разумеется, я могла бы надавить на определенные рычаги, и мальчика взяли бы сюда даже с одним допуском. Но город у нас не такой уж большой, работы для эксперта с узкой специализацией обычно немного, если только это не дактилоскопия. Мой сын окажется в привилегированном положении по сравнению с другими экспертами, будет мало работать и просто просиживать штаны. И это не останется незамеченным. Я не хочу, чтобы о моем любимом мальчике говорили гадости за спиной. Я хочу гордиться своим сыном. Чем больше он знает и умеет, тем больше у него работы, а чем больше работы — тем я спокойнее за его репутацию. И, соответственно, за свою тоже.
— И давно ваш сын работает в Северогорске?
— С тех пор, как я перешла из прокуратуры в администрацию.
— Странно, — пожал плечами Сергей. — Я постоянно дежурю в составе группы, но никогда не сталкивался с экспертом по фамилии Каширин. Или он у вас не выездной?
— Он не Каширин. Его фамилия Морачевский, по отцу. Глеб Морачевский. И он с вами уже два раза попадал на суточное дежурство. Должна вам заметить, вы ему очень понравились.
Глеб! Фамилию Саблин не запомнил, а вот имя не забыл. Ну конечно, был такой, действительно пару раз. Вдумчивый, серьезный, аккуратный, дотошный, он сразу понравился Сергею своей неторопливостью и основательностью при осмотре места происшествия. Он не халтурил, не пытался сократить или ускорить работу, делал все тщательно и с нескрываемым удовольствием. Собственно, именно это последнее обстоятельство и подкупило судебного медика Саблина, сразу разглядевшего в новом эксперте-криминалисте влюбленного в свое дело трудоголика. Только такие люди и привлекали Сергея, все прочие были для него не интересны и как бы не существовали вовсе.
* * *
— Все, Татьяна Геннадьевна, на сегодня мы с вами закончили, — прорвался сквозь дрему голос косметолога Милы.
Каширина с сожалением открыла глаза. Она пользуется услугами салона красоты уже много лет, и за эти годы сформировалась устойчивая привычка спать во время косметологических процедур. Стоило ей лечь на массажный стол и закрыть глаза, как она мгновенно засыпала, то и дело просыпалась, пыталась сообразить, на каком этапе находится работа над моложавостью и свежестью ее лица, с удовлетворением понимала, что до окончания еще далеко, и снова радостно погружалась в сон. Эти два часа давали ей возможность расслабиться и набраться сил. Сон дома, в своей спальне, никогда не бывал таким сладким и безмятежным.
Она встала и начала одеваться. Сначала белье, потом платье, потом провести расческой по волосам — и только потом бросить взгляд в зеркало: как она выглядит? Лицо в обрамлении одежды и прически — это совсем не то же самое, что просто лицо, поэтому оценивать результаты работы косметолога имеет смысл не иначе, как обретя тот облик, в котором тебя будут видеть окружающие.
— Ну как? — спросила Мила.
Татьяна Геннадьевна провела пальцами по щеке, погладила подбородок, придирчиво осмотрела кожу на шее.
— Хорошо, Милочка, спасибо. В следующий раз — как обычно, в четверг. Если у меня что-то изменится — я позвоню.
— Конечно, Татьяна Геннадьевна, я вас запишу сама.
Мила была хорошим косметологом, с большим опытом, процедуры она проводила каждый раз разные, в зависимости от состояния кожи клиентки на данный момент, соответственно и стоимость всей двухчасовой работы варьировалась, но Каширина никогда этим вопросом не интересовалась. Она раз и навсегда определила сумму, которую оставляла Миле прямо в кабинете и которая была заведомо значительно выше, чем требовалось по прейскуранту, а Мила потом сама относила деньги в кассу, оставляя сдачу, отнюдь не маленькую, себе. Пусть старается, думала Татьяна Геннадьевна. Денег она никогда не жалела.
Машина стояла у самого входа в салон: водитель по имени Леонид всегда старался подъехать как можно ближе к двери, чтобы его пассажирке не пришлось идти пешком лишние несколько метров. Увидев выходящую из салона Каширину, он выскочил на тротуар, чтобы открыть ей заднюю дверцу.
— Куда едем, миледи?
— Домой, Чижик, — улыбнулась Каширина. — Хватит на сегодня.
Сидя на заднем сиденье, она смотрела на его коротко стриженный выпуклый затылок, на мощную шею, плавно переходящую в широченные надплечья. Хорош парень, ничего не скажешь, хорош. Обидно, что судьба с ним так обошлась…
Леонид Чижов, которого Каширина называла просто Чижиком, раньше служил в спецподразделениях, принимал участие в боевых действиях, а когда уволился в запас, начались трудности с устройством на работу. Он никак не мог понять, чем ему хочется заниматься, а когда находил то, что ему, казалось, было по душе, его не брали.
А хотел Леня Чижик быть водителем-охранником. Или хотя бы просто водителем, но тогда уж там, где риск, драйв, опасность. И пришел он трудоустраиваться в областное управление внутренних дел. Получив отказ, обратился в автохозяйство областной прокуратуры, но и там случился от ворот поворот. Так и ушел бы Леня Чижик неведомо куда, если бы не попался случайно на глаза Татьяне Геннадьевне Кашириной, в ту пору занимавшей должность старшего следователя по особо важным делам.
Кашириной Леня понравился, был он добродушным и отзывчивым на хорошее к себе отношение, старательным и преданным. Она попыталась помочь ему, но как только предприняла первые шаги в этом направлении, ей объяснили, что Леонид Чижов состоит на учете в психоневрологическом диспансере. Оказалось, что в период участия в боевых действиях у него развился острый реактивный психоз с проявлениями повышенной агрессии и чудовищной немотивированной жестокости: он снимал скальпы и вырезал половые органы у задержанных бандитов, а то и самочинно расстреливал их, объясняя это тем, что именно так поступали «эти нелюди» с его товарищами. Леню отправили на лечение в госпиталь, после чего Военно-врачебная комиссия признала его негодным к военной службе. Чижова отправили на пенсию в звании капитана.