– Да, так поступили бы вы… Но он сделал для меня нечто большее, дорогой господин Кольбер.

– Что же именно?

– Он любезно отсчитал мне полностью весь оклад, заявив, что для короля касса у него всегда полна.

– Весь оклад?.. Следовательно, господин Фуке вместо пяти тысяч ливров выдал вам двадцать тысяч?

– Да, сударь.

– Но зачем же?

– Затем, чтобы избавить меня от трех лишних посещений главного казначейства. Как бы то ни было, а у меня в кармане двадцать тысяч ливров новенькими золотыми. Как вы видите, я не нуждаюсь в вас и явился сюда только для того, чтобы соблюсти формальности.

С этими словами д’Артаньян хлопнул себя по карману, улыбнувшись и показав при этом тридцать два зуба, белизне которых мог бы позавидовать юноша. Эти зубы словно говорили: «Дайте нам на каждого по маленькому Кольберу, и мы живо съедим его».

Подчас змея так же смела, как и лев, ворона так же храбра, как орел, и вообще нет ни одного животного, даже из самых трусливых, которое не проявило бы мужества, когда дело коснется самозащиты. Поэтому и Кольбер не испугался тридцати двух зубов д’Артаньяна и, приняв суровый вид, сказал:

– Сударь, но суперинтендант не имел права делать того, что сделал.

– Почему? – спросил д’Артаньян.

– Потому что ваш ордер… Не потрудитесь ли вы показать мне ваш ордер?

– Охотно – вот он.

Кольбер схватил бумагу с поспешностью, возбудившею в мушкетере невольное беспокойство и сожаление о том, что он ее отдал.

– Вот видите, – продолжал Кольбер, – королевский приказ гласит: «По предъявлении сего уплатить господину д’Артаньяну сумму в пять тысяч ливров, составляющую четверть назначенного ему мною годового оклада».

– Совершенно верно, приказ таков, – отвечал д’Артаньян с преувеличенным спокойствием.

– Значит, король считал нужным дать вам всего лишь пять тысяч ливров. Почему же суперинтендант выдал вам больше?

– Вероятно, потому, что мог дать больше; ведь это никого не касается.

– Вполне естественно, что вы не сведущи в счетоводстве, – с сознанием собственного превосходства заметил Кольбер. – Скажите, пожалуйста, как бы вы поступили, если вам нужно было бы уплатить тысячу ливров?

– Мне никогда не приходилось платить тысячу ливров, – возразил д’Артаньян.

– Но ведь не станете же вы платить больше того, что должны! – раздраженно вскричал Кольбер.

– Во всем этом мне ясно одно: у вас одна манера рассчитываться, а у господина Фуке – другая, – заметил мушкетер.

– Моя манера единственно правильная.

– Я не отрицаю.

– А между тем вы получили то, что вам не причиталось.

Глаза д’Артаньяна сверкнули молнией.

– Вы хотите сказать: получил вперед то, что должен был получить потом? Если б я получил то, что мне не причиталось, я совершил бы кражу.

Кольбер ничего не ответил на этот щекотливый вопрос.

– Вы должны в кассу пятнадцать тысяч ливров, – сказал он в порыве служебного рвения.

– В таком случае окажите мне кредит, – с неуловимой иронией отвечал д’Артаньян.

– И не подумаю, сударь.

– Что такое? Вы намерены отобрать у меня эти три свертка золотых?

– Вы вернете их в мою кассу.

– Ну нет! Не рассчитывайте на это, господин Кольбер.

– Но король нуждается в своих деньгах, сударь.

– А я, господин Кольбер, нуждаюсь в деньгах короля.

– Может быть, но вы вернете мне эту сумму.

– Ни за что на свете. Я слышал, что хороший кассир ничего не возвращает, но и не берет обратно.

– Посмотрим, сударь, что скажет король, когда я покажу ему этот ордер, который доказывает, что господин Фуке не только уплатил то, чего не следует, но и не удержал документа, по которому произвел уплату.

– А, теперь мне понятно, господин Кольбер, для чего вы отобрали у меня бумагу! – вскричал д’Артаньян.

В голосе его звучала угроза, но Кольбер не уловил ее.

– Вы поймете это лучше впоследствии, – сказал он, подняв руку, в которой был ордер.

– О, я и так прекрасно понимаю, что мне нечего дожидаться, господин Кольбер! – воскликнул д’Артаньян, быстро выхватив бумагу из руки Кольбера и спрятав ее в карман.

– Но это насилие, сударь! – крикнул Кольбер.

– Полно, стоит ли обращать внимание на выходку грубого солдата, – проговорил д’Артаньян. – Счастливо оставаться, дорогой господин Кольбер.

И, рассмеявшись прямо в лицо будущему министру, он вышел из кабинета.

«Ну, теперь этот господин будет меня обожать, – сказал про себя мушкетер. – Жаль только, что я едва ли с ним когда-нибудь встречусь».

XVII. Философия сердца и ума

Человека, побывавшего в опасных передрягах, столкновение с Кольбером могло только позабавить.

Поэтому весь длинный путь от улицы Нев-де-Пти-Шан до Ломбардской улицы д’Артаньян внутренне посмеивался над интендантом. Он еще продолжал смеяться, когда на пороге лавки встретил улыбающегося Планше. Впрочем, последний почти всегда улыбался со времени возвращения своего патрона и получения английских гиней.

– Наконец-то вы пришли, мой дорогой господин, – сказал он при виде д’Артаньяна.

– Да, но ненадолго, дружище, – ответил мушкетер, – поужинаю, лягу соснуть часиков на пять, а на рассвете – на коня и марш в путь… А что, моей лошади дали полторы порции, как я велел?

– Ах, сударь, – сказал Планше, – вы отлично знаете, что ваша лошадь – любимица всего дома; мои приказчики то и дело ее балуют и кормят сахаром, орехами и сухарями. А вы еще спрашиваете, получила ли она свою порцию овса. Спросите лучше, не лопнула ли она от обжорства.

– Ну хорошо, хорошо, Планше. Поговорим обо мне. Готов ли ужин?

– Готов. Горячее жаркое, раки, белое вино и свежие вишни.

– Славный ты малый, Планше! Давай поужинаем, а там – спать.

За ужином д’Артаньян заметил, что Планше усиленно трет себе лоб, точно набираясь решимости, чтобы высказать какую-то мысль, крепко засевшую в мозгу. Бросив ласковый взгляд на доброго товарища былых странствий, д’Артаньян чокнулся с ним и спросил:

– Друг Планше, ты что-то хочешь сказать мне и не решаешься? Выкладывай, в чем дело!

– Мне кажется, – отвечал Планше, – вы опять отправляетесь в какую-то экспедицию.

– Допустим.

– У вас опять какая-то новая идея?

– Возможно, мой друг.

– Придется опять рискнуть капиталом? Вкладываю пятьдесят тысяч ливров в ваше новое предприятие!