ПОЕДИНОК СТОЛЕТИЯ НА КАБЕЛЬНОМ ТВ!
ПРЯМАЯ ТРАНСЛЯЦИЯ ИЗ МЭДИСОН-СКВЕР-ГАРДЕНА!
ТОМ КЕЙС ПО ПРОЗВИЩУ КУВАЛДА ИЗ ДАЛЛАСА ПРОТИВ ДИКА ТАЙГЕРА!
«ДАЛЛАС-АУДИТОРИУМ»
ЧЕТВЕРГ 29 АВГУСТА
ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПРОДАЖА БИЛЕТОВ ЗДЕСЬ
Ниже расположились фотографии двух голых по пояс здоровенных мужиков, победно вскинувших вверх руки в перчатках. Один молодой, с лицом без единой кулачной отметины. Второй гораздо старше, и нос ему, похоже, ломали не один раз. Впрочем, мое внимание привлекли имена и фамилии. Откуда-то я их знал.
— И не думайте об этом, — покачал головой Дек. — Получите больше удовольствия, наблюдая за собачьим боем между питбулем и кокер-спаниелем. Старым кокер-спаниелем.
— Правда?
— Томми Кейса всегда отличало мужественное сердце, только теперь это сорокалетнее сердце в сорокалетнем теле. У него пивной живот, и он едва двигается. Тайгер молод и быстр. Через пару лет станет чемпионом, если его промоутеры не оплошают. Пока они подбирают ему ходячие боксерские груши вроде Кейса, чтобы держать в форме.
Звучало это как Рокки Бальбоа против Аполло Крида, и почему нет? Иногда жизнь копирует искусство.
— Телевизионная передача, за которую платишь, чтобы смотреть ее в зале. — Дек снова покачал головой. — Ну и ну, что нас ждет?
— Наверное, тенденция будущего.
— И вероятно, все билеты будут проданы, во всяком случае, в Далласе, но это не меняет того факта, что Том Кейс — тенденция прошлого. Тайгер его порвет. Так вы найдете деньги на «Грандж», Джордж?
— Безусловно.
Странным выдался тот июнь. С одной стороны, я радовался репетициям с теми же людьми, что участвовали в исходном «Гулянье»: дежа-вю, лучше которого не бывает. С другой — все чаще задумывался, а действительно ли собирался вычеркнуть Ли Харви Освальда из уравнения мировой истории? Я не мог поверить, что мне не хватит на это духа — я уже убил одного человека, совершенно хладнокровно, — но не имело смысла отрицать, что я держал Освальда на прицеле и позволил ему уйти. Я говорил себе, что причина — в принципе неопределенности, а не в семье Ли, но продолжал видеть Марину, которая, сцепив руки, вытягивала их перед животом. Я продолжал задаваться вопросом: а может, его все-таки подставили? Напоминал себе, что в октябре он вернется. И разумеется, спрашивал себя, а что делать тогда? Его жена по-прежнему будет беременной, а окно неопределенности — открытым.
Пока же я помогал Сейди медленно выздоравливать, оплачивал счета, заполнял бланки по страховым выплатам (в 1963-м бюрократия бесила ничуть не меньше, чем в 2011-м). Плюс репетиции. Доктор Эллертон сумел приехать только на одну, но оказался способным учеником и очень живо изобразил заднюю половину Берты, танцующей лошади. После окончания репетиции он сказал мне, что хочет привлечь к операции еще одного врача, специалиста по лицевой хирургии из «Масс дженерал». Я ответил (пусть сердце у меня и упало), что еще один хирург — отличная идея.
— Вы можете это позволить? — спросил он. — Марк Андерсон стоит недешево.
— Мы справимся, — ответил я.
Я приглашал Сейди на репетиции, когда до представлений осталось совсем ничего. Она отказывалась, вежливо, но твердо, хотя раньше обещала прийти на прогон. Она редко выходила из дома, а если такое и случалось, то лишь во двор. Не появлялась в школе — и в городе — с того самого дня, когда Джон Клейтон полоснул ее по лицу, а потом перерезал себе горло.
Позднее утро и начало второй половины дня двенадцатого июля я провел в «Грандже», занимаясь последними приготовлениями. Майк Кослоу, который вошел в роль продюсера так же естественно, как и в роль комика, сообщил мне, что на субботу проданы все билеты, а на сегодня — девяносто процентов.
— Пришедших в последнюю минуту вполне хватит, чтобы заполнить зал до отказа, мистер А! Можете в этом не сомневаться. Я только надеюсь, что Бобби Джил со мной не запорем танец при выходе на поклоны.
— Мы с Бобби, Майк. И вы не запорете.
С подготовкой шоу все прошло хорошо. Не понравилось мне другое: сворачивая на аллею Ульев, я увидел выезжающий с нее автомобиль Эллен Докерти, а дома нашел Сейди, которая сидела у окна в гостиной со слезами на здоровой щеке и сжимала в кулаке носовой платок.
— Что? — спросил я. — Что она тебе сказала?
Сейди удивила меня и улыбнулась. Улыбка получилась кривой, но милой.
— Только правду. Пожалуйста, не волнуйся. Я приготовлю тебе сандвич, а ты расскажешь, как дела.
Я рассказал. И я, разумеется, волновался, но держал волнения при себе. Как и мысли на предмет директоров средних школ, сующих нос в чужие дела. В шесть вечера Сейди оглядела меня с головы до ног, перевязала галстук, сдула какую-то пылинку, реальную или воображаемую, с плеча пиджака.
— Я могу пожелать ни пуха ни пера, но ты лучше просто иди, чтобы довести начатое до конца.
Она стояла передо мной в старых джинсах и блузке, скрывавшей — пусть немного, но все же — потерю веса. Я вспомнил красивое платье, в котором она пришла на первое «Джодийское гулянье». Красивое платье на красивой девушке. Так было тогда. В этот вечер девушка — по-прежнему красивая с одной стороны лица — оставалась дома, чтобы, когда поднимется занавес, смотреть повтор одной из серий «Шоссе 66».
— Что не так? — спросила она.
— Мне хочется, чтобы ты пошла со мной, ничего больше.
Я пожалел о том, что произнес эти слова, едва они слетели с губ, но вроде бы обошлось. Улыбка поблекла, но тут же вернулась. Так бывает, когда солнце на мгновение скрывается за маленьким облачком.
— Ты будешь там, а это значит, что там буду и я. — Она застенчиво посмотрела на меня одним глазом: второй скрывала прическа а-ля Вероника Лейк. — Если ты меня любишь.
— Я тебя очень люблю.
— Да, думаю, да. — Она поцеловала меня в уголок рта. — И я тебя люблю. Так что ни пуха тебе, ни пера, и поблагодари всех от меня.
— Обязательно. Ты не боишься оставаться здесь одна?
— Со мной все будет хорошо. — Она не ответила на мой вопрос, но ничего лучше на тот момент сказать, наверное, не могла.
Майк не ошибся насчет тех, кто определился в последнюю минуту. За час до начала представления мы продали последний билет. Дональд Беллингэм, наш администратор сцены, погасил свет в зале ровно в восемь часов вечера. Я ожидал, что разочарования после шоу мне не избежать, потому что мы решили обойтись без практически идеального финала с бросанием тортов (этот трюк собирались повторить только в субботу, чтобы чистить сцену и первые два ряда в зале один раз), однако и это представление получилось очень неплохим. Коронным стал номер с чертовой танцующей лошадью. В какой-то момент энтузиазм тренера Бормана (он изображал переднюю половину лошади) перехлестнул через край, и Берта с огромным трудом удержалась на сцене, едва не свалившись в зал.