— О чем задумался, сынок? — спросил мистер Кенопенски. — У тебя такой несчастный вид. Надеюсь, проблема не с женщиной?
— Нет. Пока еще нет. Дадите совет?
— Да, сэр, дам. Это единственное, на что способны старики, когда они уже не могут прыгать через скакалку или сесть за руль.
— Допустим, вы знаете человека, который собирается сделать что-то плохое. Знаете, что он твердо решил это сделать. Если вы однажды остановили этого человека, скажем, отговорили от задуманного, как по-вашему, он попытается сделать это снова или во второй раз уже не решится?
— Трудно сказать. Ты, наверное, думаешь, что негодяй, изуродовавший лицо твоей женщины, может вернуться и довершить начатое?
— Что-то в этом роде.
— Безумец. — Вопросительных ноток не слышалось.
— Да.
— Здравомыслящие люди в большинстве случаев понимают намек, — продолжил мистер Кенопенски. — Рехнувшиеся — крайне редко. Видел это в далеком прошлом, до появления электрических фонарей и телефонов. Предупреждаешь их — они приходят снова, избиваешь — они нападают из засады, сначала на тебя, потом на того, за кем охотились с самого начала. Выгоняешь из округа — они сидят на границе и ждут. Если имеешь дело с такими психами, самое безопасное — надолго упечь их за решетку. Или убить.
— И я так думаю.
— Не позволяй ему вернуться и изрезать ножом то, что осталось, если он на это нацелился. Если она тебе дорога, а мне кажется, что так оно и есть, ты за нее в ответе.
Я это знал, хотя речь шла уже не о Клейтоне. Вернулся в свою маленькую стандартную квартирку, сварил крепкий черный кофе и сел за стол, раскрыв блокнот. Общий план у меня уже сформировался, но теперь я хотел начать более детальную проработку.
Вместо этого начал клевать носом. Потом заснул.
Проснулся почти в полночь, щека болела там, где прижималась к клетчатой клеенке кухонного стола. Заглянул в блокнот. Я не знал, нарисовал ли это до того, как заснул, или просыпался на некоторое время, чтобы нарисовать. Не мог вспомнить.
Оружие. Не «Манлихер-Каркано», а револьвер. Мой револьвер. Тот самый, который я бросил под крыльцо дома 214 по Западной Нили-стрит. Наверное, он лежал там до сих пор. Я надеялся, что он там лежит.
Потому что намеревался им воспользоваться.
11.19.63 (Вторник)
Сейди позвонила утром, чтобы сказать, что Деку получше, но она хочет, чтобы он оставался дома и завтра. «Иначе он выйдет на работу, и у него снова может подняться температура. Но я соберу чемодан до того, как пойду в школу завтра утром, и выеду к тебе по окончании шестого урока».
Шестой урок заканчивался в десять минут второго. Это означало, что завтра я должен уехать из «Эден-Фоллоус» не позднее четырех пополудни. Если бы я только знал куда.
— С нетерпением жду встречи с тобой.
— Голос у тебя такой странный и напряженный. Опять болит голова?
— Есть немного. — Чистая правда.
— Приляг и положи на глаза влажную тряпку.
— Так и сделаю. — Ложь.
— Ты что-нибудь придумал?
Если на то пошло, да. Я пришел к выводу, что взять винтовку Ли — не вариант. И застрелить его в доме Пейнов — тоже. И не потому, что меня скорее всего поймали бы. В доме находились четыре ребенка, считая детей Рут. Я мог бы попытаться пристрелить Ли по дороге на автобусную остановку, но он ездил с Бюэлом Фрейзиером, соседом, который устроил его на работу по просьбе Рут Пейн.
— Нет, — ответил я. — Еще нет.
— Мы придумаем. Подожди и сам увидишь.
Я поехал (все еще медленно, но уже увереннее) через весь город на Западную Нили-стрит, гадая, а что я буду делать, если обнаружится, что в квартире на первом этаже уже живут. Наверное, пришлось бы покупать новый револьвер или пистолет… но мне требовался «полис спешл» тридцать восьмого калибра, хотя бы потому, что именно таким я воспользовался в Дерри и та миссия завершилась успешно.
Согласно Фрэнку Блейру, ведущему радиовыпуска новостей «Сегодня», Кеннеди перебрался в Майами, где его встретила толпа кубинских эмигрантов. Некоторые держали плакаты «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДФК», другие развернули транспарант «КЕННЕДИ — ПРЕДАТЕЛЬ НАШЕЙ ИДЕИ». Если ничего не изменится, жить ему оставалось семьдесят два часа. Освальд — он проживет чуть дольше — сейчас находился в Хранилище учебников, возможно, загружал ящики с книгами в один из грузовых лифтов, а может, пил кофе в комнате отдыха.
Я мог бы разобраться с ним там — просто подойти к нему и пристрелить, — но меня схватили бы и повязали. После выстрела, при удаче. До, при невезении. В любом случае в следующий раз я бы увидел Сейди Данхилл через стекло, армированное проволокой. Если бы мне пришлось отдать свою жизнь за жизнь Освальда — пожертвовать собой, по терминологии героев, — наверное, я бы пошел на это. Но мне не хотелось, чтобы все так закончилось. Я не собирался отказываться от Сейди и торта.
На лужайке перед домом 214 по Западной Нили-стрит стоял мангал для жарки мяса, на крыльце — новое кресло-качалка, но шторы были раздвинуты, а автомобиля на подъездной дорожке я не увидел. Я припарковался у тротуара, сказал себе, что смелость города берет, и поднялся на крыльцо. Встал на том самом месте, где стояла Марина десятого апреля, и постучал, как постучала она. Если бы кто-нибудь открыл дверь, я бы представился Фрэнком Андерсоном, распространителем энциклопедии «Британника» («Грит» я определенно перерос) в этом районе. Если бы открывшая мне дверь дама проявила интерес, пообещал бы завтра вернуться с образцами печатной продукции.
Никто не открыл. Может, нынешняя хозяйка квартиры тоже работала. Или пошла в гости к соседке. Или лежала в спальне, в которой не так давно лежал я, и отсыпалась после выпитого. Я полагал, что мне от этого ни холодно, ни жарко, как говорили в таких случаях в Стране прошлого. Вокруг царила тишина, и, что более важно, пустовал и тротуар. Не давала о себе знать даже миссис Альберта Хитчисон, вооруженный ходунками окрестный часовой.
Я спустился с крыльца, бочком и прихрамывая, двинулся к тротуару, повернулся, словно что-то забыл, и заглянул под ступени. Револьвер лежал там, закиданный листьями, из которых торчал только короткий ствол. Я опустился на здоровое колено, вытащил оружие, сунул в боковой карман пиджака. Огляделся. За мной никто не наблюдал. Я захромал к моему автомобилю, положил револьвер в бардачок и уехал.
Вместо того чтобы вернуться в «Эден-Фоллоус», я поехал в центр Далласа и остановился у магазина спортивных товаров, где купил набор для чистки стрелкового оружия и коробку патронов. Меньше всего мне хотелось, чтобы револьвер дал осечку или взорвался у меня в руках.
Следующая остановка пришлась на отель «Адольф». Как выяснилось, свободный номер я мог получить только на следующей неделе. Швейцар доверительно сообщил мне, что по случаю визита президента все отели забиты под завязку, однако за доллар он с радостью припаркует мой автомобиль на стоянке. «Но только до четырех дня. Потом начинается строгая проверка».