Я вернулся к Озирису.
— Вы хотите сказать… Что Софи… Она что, была не настоящая?
— Настоящая? — переспросил Озирис. — Тут? Это же лимбо. Тут все такое же настоящее, как ты сам.
— Она не приходила на самом деле?
— Опять-таки, как посмотреть. Ты про нее вспомнил и увидел. Значит, в каком-то смысле приходила.
— То есть это просто моя мысль?
— Почему твоя, — сказал он. — Я Софи тоже знаю. Причем с такой стороны, которая тебе вряд ли знакома. Это я ее для тебя надул. Ну а пользовался ты один… Я, собственно, и не претендую.
— А зачем вы это сделали? — спросил я.
Озирис пожал плечами.
— Позитивный вампиризм. Последний раз захотелось сделать кого-то счастливым. Согласен, элемент двусмысленности в этом есть. Но я же не виноват, что у тебя такое счастье…
Мне невыносимо захотелось дать ему по шее.
— Так с кем я сейчас трахался? — прошептал я, еле сдерживаясь. — С мертвым вампиром? Который при этом мой собственный глюк?
— А что, брезгуешь?
Я промолчал.
— Эх, молодо-красно, — усмехнулся Озирис. — Успокойся, Рама. Если хочешь быть счастлив в любви, вообще никогда про такие вещи не задумывайся. Только испортишь все. Это я тебе как ныряльщик ныряльщику говорю.
— Я думал, она меня к себе пригласила, — прошептал я горько. — И мы с ней будем вместе… Значит, вранье?
— Слушай, — сказал Озирис, — раз ты так на этой теме завернут, устрою вам реальную физическую встречу в гнездышке любви. Обещаю. Но с одним условием.
— Каким?
— Ты мне сейчас поможешь.
— Как?
— Идем, — сказал Озирис, — покажу.
Он пошел вверх по песчаной тропинке. Я побрел следом. Каждый раз, когда мне вспоминались поцелуи Софи, у меня возникало желание сплюнуть.
Мы дошли до темного входа в новую жизнь. Сначала перед нами был просто прямоугольник вулканического стекла с тусклыми бликами — но чем дольше я глядел в него, тем прозрачней оно становилось, и вскоре я уже рассматривал панораму центральной Москвы.
В Москве был летний вечер — бесконечная пробка во все стороны и закатные облака с нежной пилатовской каймой. Все как обычно. Смогом плохо дышать, но издалека он красив.
— Я не пойду туда, — сказал Озирис. — Не хочу перерождаться в этом серпентарии и молотарии. Я собираюсь скрыться без следа. Совсем.
— Где? — спросил я.
— В темноте и покое, — ответил Озирис. — Помнишь, как мы падали? Я хочу, чтобы все остановилось. Я хочу слиться с Великим Вампиром навсегда.
— А разве такое возможно?
— Да. Многие так делают. Кто может, конечно. Но за помощь мне у тебя могут быть неприятности. Потому что это… Ну как измена Родине. Только хуже.
— Если так, наши поймут, — сказал я. — И простят.
— Понять-то они поймут. И простят. Но неприятности у тебя будут. Так что решай. Поможешь?
Я задумался.
— Мне проще будет устроить твою встречу с Софи, — сказал Озирис. — Она тогда сама произойдет. Автоматически.
— Не врете? — спросил я.
— Я никогда не вру.
— Хорошо, — вздохнул я. — Что надо сделать?
— Взорвать свинью в нужный момент, — сказал Озирис. — И все.
— Где? — спросил я. — Здесь?
Озирис отрицательно покачал головой и указал пальцем вверх.
— Нет. Там. А по дороге я тебе кое-что расскажу.
— Что?
— Нечто такое, что может изменить всю твою жизнь. И всю твою смерть тоже.
Он подошел к стене и, посмотрев в близкое желтое небо, полез по камню вверх, цепляясь за неровности и трещины. Чертыхнувшись, я последовал за ним.
Лезть оказалось несложно — даже если пальцы или стопа соскальзывали с каменной опоры, падать никакой необходимости не было. Достаточно было просто прижаться к теплому камню и нащупать выступ понадежнее. Я подумал, что так, наверное, чувствует себя на стене ящерица-геккон.
Через несколько минут подъема земля внизу скрылась в желтоватом тумане. Теперь я видел только стену, уходящую вверх и вниз, и карабкающегося по ней Озириса. Иногда мне начинало казаться, что мы не лезем вверх, а ползем по бесконечной каменной пустыне. Это успокаивало. Зато обратное переключение перспективы обдавало ужасом. Каждый раз мне казалось, что я все-таки упаду.
Чтобы отвлечься от собственного страха, я стал говорить.
— Вот вы устраиваете всякие фокусы с перерождением. Не хотите идти куда положено. То есть вы восстаете против воли Великого Вампира?
— Мы это уже обсуждали, Рама. То, что происходит — и есть его воля. Поэтому все, что нам удастся сделать, тоже ей станет.
— Хорошо, — сказал я, — а кто перерождается?
— Ты сам видел.
— Но там… Там никого не было. Только полная непонятка. Совершенно грандиозных размеров, я бы сказал.
— Вот она и перерождается.
— А как?
— Да точно так же, как перед этим жила.
— Я не понимаю, — пожаловался я. — Дракула говорит, что постоянного «я» нет. Я и сам это видел. Кого же я тогда сейчас провожаю? И куда? Как это вообще совместить?
— А зачем тебе что-то совмещать? Пусть Великий Вампир совмещает. Его проблемы…
Это, конечно, было правдой. Но так широко глядеть на вещи я пока не мог — и Озирис это, видимо, понимал.
— Вопрос «кто?» вообще бессмыслен, — сказал он, вглядываясь в туман над головой. — С кем все это происходит? В настоящий момент мертвый Озирис жив через свет, который проходит через вергилия Раму. Но через какой свет жив вергилий Рама? Откуда свет приходит и куда уходит? Ведь не думаешь ты, что он начинается и кончается у тебя в голове? В лимбо нет души. Но в чем она есть? Бегающие по земле человечки — это просто лошадки осенней карусели, которая крутится потому, что сторож-таджик забыл отключить электромотор. Если лошадки выглядят веселыми и разноцветными, это не значит, что им весело и что у них есть цвета. Это даже не значит, что они вообще есть…
— Грустно как-то.
— Вампир помнит, что ум «Б» будет терзать его всю жизнь, — сказал Озирис.
— Так что же, выхода нет совсем?
— Есть, — ответил Озирис.
— Позитивный вампиризм?
— Это не выход. А всего лишь гигиена ума, делающая выход возможным. Сам выход в другом.
— В чем?
— Выход — это Тайный Черный Путь.
Я вспомнил, что слышал это выражение во время встречи с Дракулой. Все происходило в точности как он обещал.