– Ты победил?
– До этого еще слишком далеко. Если согласишься последовать за нами на борт «Сапфира», мы предложим тебе ванну и чистую одежду, конечно, не ту, что была на тебе раньше. В твоих одеждах заключена колдовская сила, как ты знаешь. Таким образом мы обезвреживаем тебя.
Ротанкси хмуро кивнул.
– А что будет потом?
Надменность выражалась в сухости заданного вопроса, который звучал почти патетически. Старик теперь взирал на них, прислонившись к стене.
Уолли взялся за веревку.
– Будь я проклят, если знаю! Постараюсь держать тебя на привязи. Я никогда не думал, что мы сумеем захватить Седьмого. – Он усмехнулся. – Позиция тебе, я надеюсь, очевидна – на одном берегу колдуны, на другом – воины. Знаменитый Шонсу носится вместе со своей разношерстной бандой из одного лагеря в другой, сея хаос в обоих. Если ты постараешься продать меня с аукциона, думаю, результатом будет скорее недовольство воинов, которые обвинят колдунов в попытке прибрать меня к рукам.
Колдун всматривался некоторое время в его лицо, потом поднялся.
– Сомневаюсь, – сказал он. – Берешь ли ты взятки?
Уолли вспомнил о могуществе Полубога и улыбнулся.
– Нет, даже если ты преподнесешь мне весь Мир! Я представлю, конечно, тебя как моего пленника, но клянусь на мече, тебя не ждут пытки, и унижение твое будет наименьшим из возможного для пленников. И если ты предпочитаешь жизнь смерти, ты не будешь вредить нам.
– То есть я должен предать самого себя? Ты дураком меня считаешь, Шонсу.
Уолли пожал плечами:
– Я не могу дать никаких конкретных обещаний, потому что моя собственная жизнь висит на волоске. Но если сделать так, как я говорил, мы еще можем надеяться на победу.
– И вы собираетесь ввергнуть меня в такую опасность? Остужены ли ваши угли?
– Сбор теперь переместился в храм, – объяснил Уолли. – Я представлю тебя воинам и потребую лидерства.
Колдун с подозрением взглянул на него:
– А что потом?
– Потом, – воскликнул Ннанджи, – воины обвинят его в предательстве, ему придется защищать свою честь с оружием в руках, и они убьют его.
– Вижу! – Ротанкси с сомнением взглянул на обоих. – И чьим же пленником я стану, когда умрет Шонсу?
– Моим, – заверил его Ннанджи. – Но я умру следующим. Тогда ты перейдешь к сбору. Счастливо оставаться, милорд.
* * *
Шлюпку их у знакомой пристани встречал старый и усталый жрец Шестой. Уолли, выбравшись на гладкие доски, протянул руку Томияно, остававшемуся внизу, в лодке.
– Капитан! – сказал он. – Если ни я, ни Ннанджи.., присмотри тогда за Джией и Виксини. И спасибо тебе за все.
Брови Томияно поднялись, сдвинув его корабельную метку на лбу куда-то под волосы. Он замахал руками.
– Что приготовить тебе на обед, милорд? Я скажу Лине.
Уолли улыбнулся и отправился вслед за нетерпеливым жрецом.
Путь пролегал через хорошо знакомую трапезную, потом между двумя полуразрушенными зданиями.., мимо старого ледника и покинутых часовен, заброшенных загонов, жилых корпусов, через когда-то прямые дорожки, заросшие вездесущим кустарником.
Путь лежал к громаде самого храма, и скоро они вошли в его тень. Потом – неприметная, маленькая дверка и бесконечные темные коридоры. Издалека послышалось пение, и их проводник приложил палец к губам. Он отворил дверь, очень медленно, и пение стало громче.
Это был скорее большой альков, чем маленькая комната, с одной стороны вход в нее закрывала парчовая занавесь, за которой лежал неф храма. Отсюда можно было наблюдать, оставаясь невидимыми. Уолли остановился и стал смотреть, остальные стояли рядом.
Первое, что он подумал, – как мал храм Касра по сравнению с великим строением Ханна. Потом он разглядел людей: слева от него стояла цепочка Седьмых в голубом, за ними, на приличествующей дистанции, – ряд Шестых из сорока человек; дальше – Пятые в красных килтах. Больше тысячи человек (были еще среднеранговые, но виднелись только их головы и рукоятки мечей) – впечатления же толпы не создавалось. Кроме воинов, в храме находились и не имеющие мечей: герольды, лекари, оружейники, менестрели и, возможно, представители города.
Справа, лицом к Богине, стоял хор, бесконечно тянущий, то убыстряя, то замедляя, свой диссонансный мотив. Скульптор изобразил сидящую женщину в длинных одеждах с распущенными волосами. Голубые пятна проступали на камне, создавая впечатление экземы на теле Богини. Гора даров была большой, но она не могла даже и сравниться с храмовыми сокровищами Ханна.
Главные двери, конечно, должны были находиться в передних арках позади стеклянных витрин, разбитые участки которых изнутри светились яркими пятнами, достаточно большими, чтобы через них можно было разглядеть Реку и РегиВул за ней с дымками вулканов. Между Уолли и этими дверьми стояли воины, напротив себя он видел еще одну парчовую занавесь, скрывавшую, по-видимому, другую дверь; еще одна должна быть за идолом.
Потом он увидел Боарийи, одиноко стоящего в стороне. По правилам он, наверное, должен был находиться прямо перед Седьмыми во главе армии. Вместо этого он стоял в дальнем ее конце. Это выглядело несколько странно, но при этом он оказывался напротив Уолли. Скорее всего жрецы под контролем Хонакуры выказали ему таким образом свое благорасположение. Видимо, Кадиуинси легко поддавался чужим влияниям. К счастью, отсутствие Хонакуры говорило о том, что он занят где-то со старшими жрецами, обеспечивая действия с их стороны.
Боарийи выглядел далеко не таким слабым противником, как хотелось. Может, ему не пришлось заниматься фехтовальной практикой в последние дни так много, как Уолли, но он был также лишен и необходимости плавать в сумасшедшем доме «Грифона». И тут Уолли ощутил, как он устал.
Тиваникси стоял с другими Седьмыми, рука его была перевязана.
Уолли оглянулся на свою собственную команду. Колдун с застывшей гримасой на лице стоял со связанными руками. Ннанджи держал его за другой конец веревки, пытаясь бодро улыбаться. Ннанджи утверждал, что у них ничего не получится, а он был всегда прав, когда оценивал воинов. Тана настояла на своем присутствии, и Катанджи тоже был, конечно, здесь. Маленький и худенький, он широко улыбался, черные глаза его при этом мрачно сияли.
У Катанджи в руках был маленький кожаный мешочек. Уолли догадался, что это самоцветы – его несчастная добыча из Ги. Если Ннанджи отдал этот неприкосновенный запас брату, значит, он не надеется пережить этот день.
Церемония должна была уже подходить к концу, не видимая за спинами старших молодежь начинала перешептываться.
В Ханне стены по краям нефа были украшены витражами. Здесь же вместо них была мозаика, частями осыпавшаяся. Уолли оценивающе посмотрел на крышу, пытаясь понять, насколько она безопасна.