Он подумал, что, пожалуй, является единственным из присутствующих, кто не слишком обеспокоен тем, что пение никак не кончается.
За поясом у него был пистолет колдуна, в кармане лежала горстка пороха, но могло не оказаться времени на перезарядку. Уолли не нервничал, скорее он чувствовал отчаяние. Боги затеяли все это, бросив его словно овцу в стаю волков. Может, он дошел до последней части загадки – неизбежен ход событий – неизбежно придется отдать меч Боарийи? В каком возрасте был Александр Великий, когда, возглавив армию отца, отправился завоевывать Землю? Двадцать? Боарийи, похоже, старше. Впрочем, он и не походит на Александра Великого.
Солнце скрылось за облаками; тень покрыла высокие холодные покои.
Пение закончилось, вызвав общее оживление в публике. Хор перестроился и, разделившись на две линии, встал по бокам от статуи. Худенькая фигурка в голубых одеждах вышла вперед, с трудом опустилась на старческие колени, поклонилась Богине, поднялась еще медленнее и повернулась к собранию. Верховный жрец Кадиуинси. Его снежно-белые волосы мерцали во мраке, руки поднялись в ритуальном жесте благословения. Боарийи и Седьмые расслабились – очевидно, церемония завершалась. Старик постоял в молчании. Потом повернулся лицом к идолу.
– Блаженнейшая! – пропел он дребезжащим голосом. – Твой кастелян и я имели честь созвать этот сбор и удостоиться увидеть Твое благословение ему. Благодарим за то, что Ты услышала наши молитвы, за то, что послала нам Новичков, учеников, воинов, Адептов, Мастеров, но больше всего за то, что Ты послала нам Твоего ставленника, благородного и отважного воина, человека, уже встречавшегося с колдунами и поклявшегося победить их, истинного предводителя, посланного Тобой, носящего Твой меч.
Возглас удивления собравшихся перерос в яростный, звериный рев. В храме запахло мятежом. Боарийи шагнул вперед, руки на поясе, голова вытянута в сторону говорящего. Остальные Седьмые пришли в смятение, многие покраснели от злости, решив, что присягнули не тому человеку.
Уолли подбежал к самой занавеси, его команда бросилась за ним.
– Рано! – Он испытующе поглядел на жреца. – Вправду ли настал нужный момент?
И тут внезапно наступила тишина и выглянуло солнце, рассыпав по нефу бриллианты, засверкав на серебристых волосах Кадиуинси и на фигуре высокой женщины с лютней, вышедшей вперед.
– Я думал, она на корабле, – воскликнул Уолли так громко, что вся его компания подпрыгнула. Ннанджи кивнул, но Тана затрясла головой.
– Она ушла со жрецами.
Уолли как окатили водой. Разъяренный, он повернулся обратно, чтобы увидеть, что будет дальше. Доа была чиста и свежа. Ее русые волосы снова блестели, больше не свисая как пакля. Жреческие голубые хлопковые одежды – слишком мешковатые и недостаточно длинные – сидели на ней так, как если бы их кроил для нее знаменитый кутюрье. Публика замерла. Уолли оставалось только надеяться, что Хонакура знает, что делает. Может быть, это он и пригласил ее в лодку. Не менее вероятно, что он слепо доверился ей.
Доа не отдала салюта, не объявила названия своей баллады. Ни нервозности, ни возбуждения не чувствовалось в ней, одна только сосредоточенность была в ее движениях, когда, настраивая лютню, она пробовала тон. Потом вдруг подняла голову, взяла аккорд, и храм наполнился глубоким голосом, сияющим, как циркон.
Воины прекрасным утром выступили в путь.
Честь и слава им вовек, С пути их не свернуть.
Суд свершат, накажут зло, их страху не согнуть.
Ее мечи идут вперед!
Уолли снова оглянулся на Ннанджи и по его удивленному лицу понял, что он тоже никогда не слышал баллад в ритме марша.
Ритм был возбуждающий, однако… Нет! Не может быть! Он внимательно вслушался в припев и в следующий куплет. Ноги начали притоптывать. А может, и нет – это маршировал Шонсу, ведущий свою армию через горы на Вул. Теперь он, пожалуй, узнает, что произошло там (если, конечно, Ротанкси сказал правду Доа, а Доа, в свою очередь, не исказила ее).
Музыка звучала в классическом, эпическом стиле, когда речь шла о том, как злокозненные колдуны готовили свое оружие. Во главе злодеев стоял, конечно, Ротанкси, люто ненавидящий воинов, и призывал на помощь огненных демонов. Уолли оглянулся – на лице колдуна сменялся калейдоскоп эмоций – ярость, смятение, удивление.
Новая перемена темы – мелодия тревожная, грозная, голос певицы тоже изменился. Воины подошли к мосту, от которого был уже виден на некотором расстоянии Вул, и начали переходить его. Колдовские демоны огня взвились в диссонансах, громе и пламени. Мост с воинами обрушился в пропасть.
Заминированный мост? Ну конечно! Что могло быть проще для колдунов и непредвиденнее для воинов? Не раздумывая, Уолли обернулся к Ротанкси и шепотом спросил:
– Так и было?
В ответ он получил молчаливый изумленный взгляд.
Спасся один только Шонсу, так как шел впереди своей армии. Сотрясение земли демонами огня прекратилось, и он был схвачен торжествующими колдунами.
Музыка снова изменилась, на этот раз она звучала погребально, и Уолли понял, что присутствует при рождении нового жанра – эпической оратории. Ннанджи застыл с отвисшей челюстью. Баллады были для воинов и развлечением, и источником новостей. Отношение к ним в Мире было как в Италии к опере. Сейчас звучало нечто выдающееся, превосходящее все, что раньше было слышано.
Имена и ранги погибших.., ну конечно, Доа знала все их имена. Она ведь была любовницей Шонсу. Тиваникси просто не пришло в голову ее расспросить, или она отказалась ему отвечать?
Погребальная музыка кончилась. Дикая галопирующая тема повела рассказ о побеге Шонсу. Привязанный к дереву для пыток, он разорвал веревки и, обнаженный, убежал в лес…
Припев повествовал о том, как демоны Богини перенесли его в Ханн. Доа мастерски отбирала факты. Шонсу требует заклинания. Оно проходит неудачно. Он добровольно прыгает в священный водопад, сам выбрав наказание (ни слова о том, что в противном случае его бы туда сбросили насильно).
Теперь ария Богини, которая не хочет принимать его душу, плача о погибших сорока девяти и скорбя о позоре Своего воина. Эту мелодию Уолли уже дважды слышал от Доа, но теперь она довела ее до совершенства. Музыка щемила сердца, она наполняла храм горечью и печалью. Он видел слезы на глазах ближайших воинов и чувствовал, что его собственные глаза тоже защипало. Но вот тема разрешилась короткой кодой, и Богиня приказала Шонсу вернуться и попытаться еще раз, она дает ему Свой меч… Слезы высохли, руки яростно сжали рукоятки мечей.
Снова в традиционном эпическом стиле повествуется о том, как Ротанкси посылает килты в Каср, созывается сбор, воины собираются, Шонсу появляется, препоясанный седьмым мечом; и рваная издевательская тема описывает, как его встречают воины и выводят из ложи. На самом деле этого не было. Но каждый слушатель, даже Ннанджи, знал, что балладу нужно воспринимать не буквально.