— О, вы заметили, да? — Улыбнулся Ставр. Не мне, моей экономке… гад. Не отдам, может не надеяться. Самому нужна… — У вас замечательно точный глаз. Это маленькое изобретение одного из моих знакомых. В основе лежит обычное очищающее воздействие, но вот этот легкий доворот кисти, точнее ее тонкой оболочки, разумеется, направляет возможную грязь с рук, строго вниз, на пол, а не заставляет ее облаком распыляться вокруг, как это обычно и происходит.
— Однако. Крайне занимательно. — Кивнул я, мысленно отвешивая себе подзатыльник, за собственный грозный взгляд, брошенный на Ладу. Хорошо еще, она его не заметила… Надеюсь. Все-таки, в этот момент, она, наполнив наши со Ставром тарелки, уже выходила из столовой, следом за Лейфом… ну, или сделала вид, что не заметила. — Не продемонстрируете еще разок?
— Сколько угодно. — С готовностью согласился Ставр, повторяя замысловатый жест, и довольно легкое воздействие. — Не поверите, но я и сам, когда узнал, добрую половину утра, экспериментировал. Фунта три муки извел, не меньше. Хозяйка дома была в таком ужасе… Пришлось конфетами отдариваться.
— Муки? — Не понял я.
— Для наглядности. — Пояснил Ставр. — Собственно, именно из-за муки, мой знакомый и придумал этот жест. Он заметил как-то, что его повар, после возни с тестом, руки непременно моет, а не очищает более скорым, а оттого и удобным при готовке, способом. Ну и заинтересовался. Вот тут-то и выяснилось, что ежели муку очищать привычным воздействием, то облако мучное, все вокруг тонким слоем укрывает. Ну, додумать дальше, было немудрено! Уж коли с мукой такое происходит, то с прочей, даже невидимой, а точнее, тем более, невидимой глазу грязью, и подавно… Вот так-то.
По обоюдному молчаливому согласию, мы не стали говорить за ужином о делах. Точнее, Ставр не выказал такого желания, а я не настаивал. Так что, беседа крутилась в основном, вокруг все тех же ментальных воздействий и различиях в подходах к ним у «философов» и приверженцев старой школы. Правда, как признавал и сам Ставр, во многом эта разница была эфемерна. По крайней мере, теперь. За столетия гонений, прежде являвшиеся цельной системой знаний и умений, охватывавших огромный спектр областей, старые школы очень многое утратили, сохранив в лучшем случае некие обрывки древних витиеватых текстов и набор неких навыков, опять же довольно основательно оскудевший за прошедшие века.
— Понимаете, Виталий Родионович, в тех же деревнях, порой, можно найти такие образчики древних умений, что только диву даешься, и ведь относятся они вроде к известным школам, уж очень явно х а р а к т е р проглядывает, а в записях о таких наговорах ни слова. И все вот так, по клочочкам собираем, восстанавливаем. Порой, иные меценаты, огромные деньги в экспедиции вкладывают… Или же, к примеру, известен мне, идущему по Волосовой стезе, ритуал. Любой философ взглянет на него, и рукой махнет, мол дикость, древность! А если и присмотрится, повнимательнее-то, тут же скажет, что прием избыточен, того же результата можно достичь быстрее и проще, и без ненужных движений… И невдомек ему, что одна часть столь не приглянувшихся ему пассов, служит для концентрации сил в строго определенных точках пространства, другая заставляет изменяться тщательнейше выверенным образом, тонкие оболочки, а третьи и вовсе служат для создания нужной вибрации, резонанса с другими моими собратьями, что может, в тоже время, за сотни верст от меня, тот же ритуал ведут. Не видит он за деревьями леса, не укладывается у философа в голове, что круг можно на таком расстоянии составить, тем самым наговор во много крат сильнее сделав… А я не могу в голове уложить, для чего еще добрый десяток жестов и слов в том ритуале сведены, да как они от места или иных каких факторов зависят… Вот и получается, что и я и философ, идем к одной и той же цели. Только я по обрывкам прежнего пытаюсь восстановить исчезнувшие знания, а он свою дорогу торит, сам по крупицам их собирает, и от малого к большому, на ощупь движется. Так и толчемся мы, то и дело лбами сталкиваясь…
Лада подала чай, прервав тем самым повествование Ставра о трудностях сосуществования и взаимопонимания философов и последователей старых школ. И правильно. Пора бы уж говорливому старейшине и к делу переходить… Хотя, что-то мне кажется, что если его не поторопить, он еще часа два эдаким соловьем заливаться будет. А у меня столько времени нет. Мне вон, еще работать надо!
— Так что же все-таки привело вас в мой дом, в столь позднее время, Ставр Ингваревич? — Поинтересовался я, едва Лада снова покинула наше общество.
— Хм. Даже не знаю, с чего и начать, Виталий Родионович… Тут ведь такое дело, щекотливое, можно сказать, деликатное. — На деловой лад, Ставр переключился с готовностью, вот только слова его, не очень-то с этой готовностью совпали. Короче, юлит что-то старейшина. Ну да ничего, послушаем.
— Что ж это за дело-то, Ставр Ингваревич? Не тяните.
— Да вот, уж больно интересен мне стал этот лабиринт ваш затейливый, что вы с философом-то, для защиты сочинили… — Проговорил мой визави. — Я посоветовался об этом с одним знакомцем, редким, по нынешним временам, знатоком, так он в ужас пришел, от таких известий. Говорит, это творение и защитой-то назвать, толком нельзя. По крайней мере, для того кто ее ставил, она точно преградой не будет… Да и для здоровья, подобные приемы не хороши. Совсем нехороши. И Заряна о том же, упоминала. Не подумайте, что я желаю очернить в ваших глазах того естествознатца, что помогал вам в строительстве щита, все же о дурном влиянии столь долгих чужих воздействий, наверное лишь лекарям, да редким знатокам известно, но… В общем, я хочу помочь вам исправить то, что натворил тот философ. Точнее, общими усилиями, мы вполне можем снять защиту, после чего вы, уже самостоятельно построите новую…
— Вот как? — Я задумался. В том, что такой поворот вполне возможен, я почти не сомневался. В конце концов, с какой стати Особой канцелярии сочинять мне качественную защиту без лазейки для своего спеца? А ну как понадобится ее взломать? И все же… — Идея, конечно, здравая, вот только… Скажите Ставр Ингваревич, только не обижайтесь пожалуйста, вам лично, какой с этой затеи интерес?
— Ох, Виталий Родионович. — С улыбкой покачал головой старейшина. — Сразу видно, что ничегошеньки вы о наших традициях не знаете. В былые времена, любой ученик, ежели видел на ком-то негативное воздействие, обязан был снять этакую пакость. Сейчас-то, конечно, с теми правилами особо не считаются, но для старейшин старых школ, они по-прежнему крепче иных законов государевых…
— Что ж. Вы верно заметили, я слишком мало знаю об этой стороне жизни. — Медленно проговорил я, одновременно пытаясь решить, нужна ли мне помощь от совсем незнакомого человека, или же можно попробовать обойтись своими силами. Или просить совета у того же Берга или Меклена Францевича. Правда, стоит ли оно того, еще большой вопрос… — Знаете, Ставр Ингваревич, я, пожалуй, повременю. Вреда-то от защиты, я пока не чувствовал…
— Так он и не сразу проявляется, Виталий Родионович. — Пожал плечами Ставр. — Тут ведь, дело в том, что все люди разные, и у каждого тонкие оболочки «звучат» по своему, знаете, как в музыке… Диссонанс, унисон. Так вот, настоящий унисон в таких случаях, явление крайне редкое, разве что у близнецов встречается. А вот диссонанс может привести к тому, что все ваши тонкие оболочки, от долговременного воздействия иного «тембра», в разнос пойдут. Сначала потихоньку, незаметно, а после все сильнее и быстрее, пока окончательно враздрай не придут, да воздействие не слетит. И восстанавливать баланс придется потом, ой как долго.