Поспешать… Егор шмыгнул носом – ага, поспешишь тут, при таких вот московских раскладах – посольство какое-то липовое… оно вообще нужно?
– Что, князь-то Василий Дмитриевич совсем никого не даст? – пригубив чарочку, вкрадчиво поинтересовался отец Симеон, глядя на собеседника умными, нарочно наивными глазами.
Яндыз скривил губы в улыбке:
– Почему ж никого? Мой отряд – триста сабель. Все – отборные люди.
– Так ведь и у нас – отборные.
– Тем более – все пути-дорожки ордынские я хорошо знаю.
При этих словах царевич горделиво расправил плечи, а молодой заозерский князь едва не сорвался в смех – ну, надо же, знает он! Можно подумать, сам-то Егор никогда в Орде не был, из полона не бежал, в набеги не хаживал. Ха! Однако же – триста сабель… Спасибо и на том.
– Так как, князь? Согласен?
Архиепископ еле заметно кивнул, в соседней горнице негромко кашлянула Елена. Князь поджал губы – тоже еще, советчики, будто без вас неведомо, что и как делать.
– Вот тебе моя рука! – убрав с лица ухмылку, князь протянул руку.
Крепко пожав ее, Яндыз довольно улыбнулся:
– Ну, вот теперь можно и выпить. Не так, как мы с вами сейчас, а по-настоящему… по-ордынски!
«По-ордынски» гулеванили долго. Несмотря на молодость, чингизид оказался выпивохой опытным, а уж тосты из него лились – куда там тому же Хайаму! Особенно, когда за стол, ничтоже сумняшеся, уселась Елена.
– А что я там буду одна-то? – войдя в горницу, промолвила княжна. – Тем более вино хорошее и компания хоть куда. Да! Я велела – сейчас девки придут, песни петь будем.
Уж чего только не спели!
И про белу лебедушку. И про новгородского гостя Садко. И про Соловья-разбойника – Егора любимую. Яндыз тоже подпевал – песни знал, чего уж, даже затянул было свою, ордынскую, про белую верблюдицу, да потом пытался прочесть какую-то длинную и грустную любовную поэму, да не совладал с переводом – изрядно уже был пьян.
Отец Симеон ушел пораньше, а с царевичем еще и попели, и попили, до самых первых петухов гульба продолжалась, до обоюдных комплиментов дело дошло:
– Хороший ты человеце, друже Яндыз! И не скажешь, что татарин.
– А?
– Говорю – еще по одной – и спать, ага?
– По чарочке?
– Ха! По чарочке? По кубку! Вот по этому вот, увесистому… между прочим, царьградской работы! Что, не веришь?
– Почему ж. Верю. Наливай!
– А про любовную пару-то? – изнемогала от любопытства Елена. – Ты ж так и не дочитал.
– Не дочитал – прочту, – царевич галантно приложил руку к сердцу. – Особенно для такой красавицы, как вы, любезнейшая княжна! Для вас одной буду читать хоть всю ночь.
«Ага, ага, прочти… – подумал Егор. – Рискни здоровьем!»
И, опрокинув кубок, погрозил жене пальцем:
– А не пора ль на покой, милая?
Царевича проводили со всеми подобающими почестями – хоть и неофициальный был визит, а все ж молодому заозерскому князю не хотелось ударить лицом в грязь. У ворот долго, с поклонами, с обниманием, прощались, хорошо, не дошло дело до пьяных лобзаний или, упаси Бог, мордобития. Обошлось!
Только когда гость со своей свитой уехал, князь с юной супругой отправились почивать, улеглись на ложе, усталые, хмельные… Егор едва глаза смежил, как вдруг…
– А этот Яндыз-царевич сам себе на уме – хитер и коварен, – шепотом дала оценку княжна. – Я таких в Орде навидалась: с виду хоть мед пей, а в душе… Пасись его, о, возлюбленный супруг мой, всегда настороже будь. Хотя… – Елена вдруг хохотнула, взъерошив мужнины волосы. – Вы с ним, с Яндызом, похожи чем-то – как две пары в сапоге… Тьфу! Что я такое говорю-то? Пьяна, пьяна… Два сапога – пара!
Темно-зеленый «Урал» с «фискарсом» и собранными на платформе бревнами – сортиментом, как положено говорить официально – катил прямо на Егора. А он, Егор Вожников, как есть – в пластинчатом тяжелом доспехе, в высоком шлеме-мисюрке, стоял прямо посередине грунтовки, почему-то не имея сил пошевелиться. Была не то чтобы ночь, но уже и не день – так, сумерки, летящий на всей скорости лесовоз яростно сверкал фарами, словно сказочный дракон глазами, вокруг дороги сгрудились сосны и ели, и до бампера сошедшей с ума машины оставалось всего чуть-чуть… а ноги словно вросли в землю, не отойти, с места не сдвинуться…
Егор закусил губу – и вместо сабли на левой руке его вдруг оказалась обычная боксерская перчатка… коей молодой человек и двинул прямо по тупой «уральей» морде! Лесовоз отлетел в кювет, а Егор приосанился, захохотал да принялся считать, словно рефери: «Нок… два, три… пять… Аут!»
Сосчитал. Выкрикнул… И вдруг, подхваченный с грунтовки какой-то непреодолимой силой, оказался в проруби, стал тонуть, чувствуя, как сдавило легкие, как не хватает воздуха, не вздохнуть уже, а вокруг – черная ледяная водица. И стучит в висках близкая смерть, и кажется – уже не выплыть… Не-е-ет!!!
Егор проснулся в холодном поту, погладил по спине спящую супругу. Та повернулась, приоткрыла глаз:
– Что, милый, опять худое привиделось?
– Спи, спи, – натянув на лицо улыбку, успокоил князь. – Мало ли что мне привидится, впервой, что ли?
– И все ж боюсь я за тебя, – прижимаясь к мужу, тихо произнесла княжна. – В даль далекую отпускаю, знаю – надо, умом понимаю, а сердцем – нет. Эх, мне б с тобой поехать – может, чего подсказала бы… как тогда, помнишь?
Егор ласково провел рукой по распушенным волосам своей молодой жены, мягким, словно бы напоенным солнцем и медом. Приласкал, улыбнулся, чувствуя, как потихоньку отпускает кошмар. Елена снова заснула, а князь вдруг залюбовался супругой – и повезло же взять такую красу в жены! В «Плейбое» бы увидали – завыли бы от зависти всей редакцией. Да уж, говорить нечего, Еленка редкостной красавицей уродилась, да ведь еще и не дурой, очень даже не дурой, о чем и сама прекрасно знала, полагая, что всеми своими успехами молодой заозерский князь обязан ей! А кто об Орде рассказал, обо всех тамошних склоках, кто советовал, кто…
Егор во всем с супругою соглашался – ну, как же, милая, без тебя ничего б не было – ни княжества, ни ватаги, ни богатства. Соглашался, прекрасно понимая, что далеко не Елена во всех этих делах главная, и даже не он сам, а его способности, без всякого преувеличения, магические, волшебные – умел князь предвидеть опасность, словно накатывало на него что-то, появлялись видения – оставалось лишь их истолковать. Способность эта появилась у молодого человека не просто так, а по его же желанию – научила одна колдунья, еще там, в той, далекой и теперь уже казавшейся нереальной жизни, когда Егор еще не стал заозерским князем, а был простым частным предпринимателем, занимался лесными разработками, имея несколько делянок, пару бригад и пилорам. Лес – дело непростое, опасное – и вот эта способность предвидеть, по мысли Егора – Егора Вожникова, – очень бы ему во всех делах пригодилась, он же сам эту колдунью, бабку, нашел, сайт ее в Интернете изучил, связался… ну и получил, что хотел. Способность волшебную – это да, но и… сам себя загнал в прошлое, оказавшись вдруг в тысяча четыреста девятом году – сразу после нашествия на Русь Едигея. Сам, сам виноват – ведь предупреждала бабка, мол, не вздумай лезть после снадобья в прорубь (а это было условием) в грозу. Вожников тогда не обратил внимания на предупреждение – какая может быть зимой гроза? После баньки, распаренный, облился бабкиной водицей-снадобьем да ухнул в прорубь… и вынырнул – в пятнадцатом веке! Гроза ведь все-таки случилась, и гром громыхал – так-то! Поначалу Егор никак не мог понять – где он, ведь кругом и в начале двадцать первого века тянулись глухие необжитые места. А когда догадался, попытался просто выжить и выбраться тем же путем, что и попал – через снадобье, через прорубь – ничего не помогало. Зато выпал случай обратиться за помощью к местной волшбице… которая на прямой вопрос Вожникова, удастся ли ему вернуться обратно домой, дала столь же прямой и честный ответ: нет. Никогда.