Он выжидающе посмотрел на меня, и я кивнул, как будто во всем этом был хоть какой-то смысл. Если честно, я этого смысла не видел, впрочем, все это казалось не таким уж безумием по сравнению с тем, как взорвалась вся Европа из-за гибели одного-единственного австрийского эрцгерцога.

– Таргианцы терпеть не могут неопределенности, – усмехнулся Кробидиркин. – Много лет они пытались свергнуть нарсианское правительство, и этим летом терпение их наконец лопнуло. Они вторглись в Наршленд. Джоалийцы задумали ответную акцию. – Он вздохнул. – Боюсь, война будет кровавой, и Зэц изрядно поживится.

Вам, наверное, понятно, что я не очень-то обрадовался, услышав это.

– Но какое все это имеет отношение ко мне?

Он загадочно улыбнулся:

– Джоалийцы планируют молниеносный набег на Тарг, пока там нет таргианской армии, – очень храбро с их стороны! Но для того чтобы достичь Таргвейла, им придется пересечь Нагвейл и Лемодвейл. Лемодия входит в Таргианское королевство, но мы принадлежим Джоалу. Наша царица – джоалийская марионетка. Их авангард уже здесь, в Наге, и требует военной поддержки. Она пошлет своих воинов по первому же их требованию.

Мне сделалось плохо, и чем больше я об этом думал, тем хуже мне становилось.

– Я должен пойти и сдаться! – сказал я. Вообще-то я вовсе не собирался этого делать. Просто это было первое, что пришло мне в голову.

Кробидиркин, казалось, пришел в ужас.

– О нет! Это бессмысленно! Война неизбежна. Нет, я хочу просить тебя об услуге.

– Просите… господин! – Не забывайте, я был обязан ему жизнью. Он предоставил мне убежище, даже если я до тех пор и не понимал этого.

Он довольно кивнул. Местные боги, как правило, добиваются своего.

– Скоро здесь появятся гонцы с требованием собирать войско. Я знаю, тебе захочется уйти. В конце концов это тебя не касается – или ты считал бы так, не пригласи я тебя сюда и не расскажи все. Джоалийцы потребуют, чтобы у каждого деревенского отряда был командир. Нагианцы – большие спорщики, но в военное время беспрекословно подчиняются приказам старшего. Во всяком случае, сейчас им придется подчиняться. Можно не сомневаться в том, кого выберет отряд Соналби.

Я не спорил – уж я-то знал, как действует на них моя харизма пришельца, как бы я ни старался скрыть ее.

– Но я новичок в военном деле, особенно в войнах такого рода.

– Да это и не важно. Джоалийские генералы приложат все силы и умение, чтобы пролилось как можно больше крови. И мне кажется, мои парни выбрали бы тебя, даже если бы ты не был пришельцем. – Это, конечно, была уже чистая лесть.

– Что вам от меня надо? – мрачно спросил я.

– Останься и возглавь их, Д’вард! С тобою во главе им не придется страдать так сильно. И гораздо больше их вернется на родину. Поверь мне, это так. Ты облегчишь страдания и уменьшишь число смертей. Мне страшно подумать, что будет с моим народом, если молодежь пойдет на эту войну без твоего руководства.

Что я мог ответить на это?

Сначала я упирался.

– Я надеялся найти Службу и попросить их помочь мне вернуться домой.

Он нахмурился и подергал себя за ус.

– Остерегайся Службы, Д’вард! Они предадут тебя – так предсказано.

Похоже, все, кроме меня, читали этот чертов «Филобийский Завет»! В конце концов я согласился возглавить воинство. Не так уж просто противиться богу, и потом кто, как не он, сохранил мое присутствие в Нагленде в тайне от Зэца. Возможно, он, делая это, сильно рисковал. И хотя он прямо не говорил мне об этом, я знал, что нахожусь в долгу перед ним.

– Ты почтил своим присутствием мой убогий шатер, – сказал он. – Я был бы рад поселить тебя здесь и проводить время в беседе. Мне стоило пригласить тебя раньше, но это небезопасно для нас обоих. Зэц относится ко мне с подозрением, а он гораздо сильнее нас всех.

Это было прощание. Мы встали. Он предложил подарить мне фотографию. Мне очень хотелось взять ее, но у меня не было карманов. Я с сожалением отказался, пообещав, что загляну к нему как-нибудь после войны. Он проводил меня до двери. Жрецы были заняты своим делом и не заметили, как я вернулся.

Это была моя третья встреча с богом. Он был настоящим отцом своему народу и произвел на меня самое яркое впечатление. И потом, он был одним из гуннов Аттилы! По наивности своей я считал, что это просто замечательно.

Собственно, почти все, что он рассказал мне, оказалось правдой. Позже я нашел подтверждение того, что в августе девяносто девятого отец переходил ненадолго в Соседство и посещал Нагленд. Снимок вполне мог быть именно тем, за что выдавал его Кробидиркин, хотя он запросто мог извлечь образы из моей памяти, равно как и из отцовской.

На самом-то деле пастырь занимался совсем другим – он участвовал в Большой Игре. Завербовав Освободителя на войну, он сделал очень хитрый ход – по крайней мере с его точки зрения.

14

Смедли вздрогнул и проснулся. На этот раз он действительно уснул. Машина снова чихала и дергалась. Выглянув в окошко, он увидел дома и темные витрины магазинов. Затемненные фонари отбрасывали маленькие лужицы света; время от времени мелькали другие машины или окна с неплотно задвинутыми шторами.

– Где мы?

– Гринвич, – ответила Алиса.

Лондон! Значит, они уже в безопасности!

Мотор захлебнулся, машина сбавила ход, потом снова поехала быстрее.

– Кто-нибудь имеет представление, как работает это адское внутреннее сгорание? – спросил Джинджер.

– Нет, – разом откликнулись Алиса и Экзетер.

– Немного, – сказал Смедли. – У нас есть с собой какие-нибудь инструменты?

– Нет, – ответил Джинджер.

– Может, просто бензин кончается?

– Нет.

Ну что ж, нет так нет. Все равно ничего не поделаешь.

Лондон никогда не спит, но в этот ранний утренний час пригороды были по меньшей мере сонными. Полисмены-регулировщики не стояли на перекрестках, но на всякий случай Джинджер старался ехать по правилам. Он вел машину очень медленно. Старина, должно быть, совсем вымотался.

Нога Смедли ныла. Отсутствующая рука – тоже. Возможно, со временем он выяснит, что это к дождю или к грозе, или еще к чему-нибудь.

Экзетер отказался рассказывать дальше, сославшись на то, что совсем охрип. Сам он хотел побольше узнать про войну, о том, что делает этот тип Лоуренс у себя в Палестине, о цеппелинах и горчичном газе, о том, что за союзники из итальянцев и японцев. Алиса принялась было рассказывать, но вскоре замолчала. Смедли не принимал участия в разговоре и задремал.