— И ты чо, помешаешь нам их забрать? — осведомился Генри-Хомяк, делая несколько шагов вперед.
— Если ты коснешься рукой этой двери, — предупредил Ваймс, — я буду вынужден…
— Отрубить ее, да?
— Арестовать тебя, — поправил Ваймс. — Для начала, за создание помех правосудию, а в участке придумаю еще несколько обвинений.
— Арестовать? Меня? Но я такой же стражник, как ты!
— Опять ошибаешься, — сказал Ваймс.
— Так, что здесь происходит?
Маленький тощенький человечек появился в свете факелов. Генри-Хомяк отступил на шаг и принял позу величайшего подобострастия.
— Сэр, этот офицер отказывается передавать нам нарушителей комендантского часа, — отрапортовал он.
— Этот самый? — спросил человечек, подскакивая к Ваймсу странно дерганым манером.
— Так точно, сэр.
Ваймс почувствовал на себе холодный и неприкрыто враждебный взгляд отмороженных, как у ручной крысы, глаз бледного человечка.
— А, — сказал человечек, открывая маленькую жестянку и доставая зеленую пастилку для горла. — Ты совершеннослучайно не… Киль? Я уже… слышал отебе.
Голос человечка был таким же нетвердым, как походка. Паузы возникали в совершенно неуместных местах.
— До вас быстро доходят вести, сэр.
— В таких случаях принято отдавать честь, сержант.
— Не вижу кому или чему, сэр, — сказал Ваймс.
— Верноподмечено. Верноподмечено. Ты — новичок, конечно. Но, понимаешьли, мы, особисты… часто находим необходимымходить… в штатском.
«Как же, помню… В резиновом фартуке, например», — подумал Ваймс, а вслух произнес:
— Так точно, сэр.
Хорошая фраза. Может означать все, что угодно, или совсем ничего. Если больше ничего не говорить, она остается не более чем знаком препинания.
— Я — капитан Загорло, — представился человечек. — Цоп Загорло. Если имя кажетсятебе забавным, ухмыльнись… и покончим с этим. Теперь можешь отдать честь.
Ваймс отдал честь. Уголки рта Загорло на мгновение поднялись.
— Хорошо. Твое первое дежурство на тюремном фургоне, сержант?
— Сэр.
— Ты приехал так рано. С полным фургоном. Может быть… взглянем на твоих пассажиров? — Он заглянул в фургон сквозь прутья решетки. — А, добрый вечер, Лада. С подружкой, как я вижу…
— Я занимаюсь макраме!
— …А это, похоже, ночные гуляки. Так-так. — Загорло отошел. — Эти твои патрульные такие проказники, сержант. Они и вправду прочесали улицы. А уж какони любят… пошутить.
Загорло положил ладонь на ручку двери фургона, и тут раздался звук — едва слышный, но в повисшей тишине он прогремел, как раскат грома. Звук меча, который частично достали из ножен.
Загорло на мгновение замер как вкопанный, после чего ловко закинул в рот очередную пастилку.
— Ага. Я думаю, эту мелкую рыбешку можно отпустить… обратновреку, чтоскажешь, сержант? Не стоит делать иззакона… посмешище. Увози их, увози.
— Так точно, сэр.
— Одну минуту, сержант. Сделайодолжение… У меня есть… маленькоехобби…
— Сэр?
Загорло пошарил в кармане своего слишком длинного пальто и достал очень большой стальной циркуль. Ваймс поморщился, когда Загорло принялся измерять циркулем ширину его черепа, переносицы и длину бровей. Потом капитан прижал к его уху стальную линейку.
Производя измерения, Загорло что-то бормотал себе под нос. Закончив, он со щелчком сложил циркуль и убрал его в карман.
— Должен тебяпоздравить, сержант, — объявил он, — с успешным преодолением врожденных пороков. Ты знаешь, что у тебя глаза серийногоубийцы? В таких вопросах яникогда… не ошибаюсь.
— Никак нет, сэр. Не знаю, сэр. Но впредь постараюсь никогда ими не пользоваться, сэр, — отозвался Ваймс.
Загорло даже не улыбнулся.
— Уверен, когда ты освоишься, твоя дружба с капралом, ага, Хомяком, будет крепнуть неподнямапочасам.
— Не по дням, а по часам. Так точно, сэр.
— Не смею… больше задерживать, сержант Киль.
Ваймс отдал честь. Загорло кивнул, развернулся почти без участия ног, словно на шарнирах, и зашагал в контору. Или, точнее, задрыгал, поправился Ваймс. Человечек двигался так же, как говорил: с неестественно переменной быстротой. Он был весь словно на пружинах — когда он шевелил рукой, первые несколько дюймов были стремительными, едва уловимыми глазом, но по мере того, как рука приближалась к намеченной цели, она двигалась все медленнее. Его речь состояла из скороговорок и пауз. Ему был абсолютно чужд какой-либо ритм.
Не обращая внимания на разъяренного капрала, Ваймс забрался на козлы.
— Разворачивайся, младший констебль, — приказал он. — Спокойной ночи, Генри.
Сэм дождался, пока колеса фургона не загрохочут по булыжникам, после чего обернулся к Ваймсу. Глаза у него были большими, как блюдца.
— Вы были готовы обнажить клинок, сэр? — спросил он. — Против него?
— Следи за дорогой, младший констебль.
— Но это же был сам капитан Загорло! А когда вы попросили у охранника доказать, что он действительно Генри-Хомяк, я едва не обо… поперхнулся! Сержант, вы ведь знали, что они не станут расписываться! Потому что иначе появится документ, согласно которому они получили людей. И когда кто-нибудь захочет выяснить…
— Просто держи вожжи, младший констебль, — перебил его Ваймс.
Впрочем, юноша был прав. «Непоминаемые» одновременно и любили, и ненавидели бумаги. Они плодили их во множестве. Всё записывали. Однако терпеть не могли значиться в документах, составленных другими. Это их нервировало.
— Не могу поверить, что такое сошло нам с рук, сержант!
«Может, и не сошло, — подумал Ваймс. — Впрочем, у Загорло своих проблем хватает. Вряд ли ему есть дело до очередного тупого сержанта».
Он повернулся и постучал по решетке.
— Прошу прощения за доставленные неудобства, дамы и господа, но, судя по всему, «непоминаемые» не желают сегодня работать. Придется нам самим допросить вас. Мы в этом деле не слишком большие мастера, поэтому остается только надеяться, что я как-нибудь уж управлюсь. Слушайте меня внимательно. Среди вас есть серьезные заговорщики, задумавшие свергнуть правительство?
Сидевшие в фургоне люди ошеломленно промолчали.
— Ну давайте, давайте, — подбодрил их Ваймс. — Я не собираюсь тратить на вас всю ночь. Кто-нибудь из вас замышлял свергнуть лорда Ветруна?
— Да вроде… нет? — раздался голос Рози Лады.
— А может, кто-нибудь замышлял его пришить?
— Я все слышу! — взвизгнул другой пронзительный женский голосок.