«Она еще и непревзойденная лгунья».
— Жаль это слышать, — сказал Ваймс.
— Э… Мама говорит, что с радостью угостила бы вас чаем. Вы ведь тут почти никого не знаете…
— Юноша, дать тебе еще один совет? — спросил Ваймс.
— Конечно, сержант, ваши советы такие полезные.
— Младшие констебли не приглашают своих сержантов на чай. Не спрашивай почему. Просто не принято.
— Вы не знаете нашу маму, сержант.
Ваймс закашлялся.
— Все мамы одинаковы, младший констебль. Им не нравится, когда мужчины начинают жить самостоятельно — вдруг их милые мальчики нацепляют всякого разного?
«Кроме того, я знаю, что последние десять лет она живет в районе Мелких Богов, так что я скорее положу руку на стол и сам дам Загорло молоток, чем покажусь на Заводильной».
— Она сказала, что приготовит для вас сдавленный пудинг, сержант. Наша мама готовит замечательный сдавленный пудинг.
«Самый лучший, — подумал Ваймс, глядя перед собой. — О боги. Самый лучший. В этом никто не может с ней сравниться».
— Очень… любезно с ее стороны, — пробормотал он.
— Сержант, — сказал Сэм через некоторое время, — а почему мы патрулируем Морфическую улицу? Это ведь не наш участок.
— Я изменил маршрут. Хочу увидеть как можно больше, — ответил Ваймс.
— На Морфической улице и смотреть-то не на что, сержант.
Ваймс пристально вгляделся в темноту.
— Не знаю, не знаю… — пробормотал он. — Поразительно, и что только не заметишь, если как следует приглядеться? — Он резко затащил Сэма в дверную нишу. — Говори шепотом. А теперь посмотри на дом напротив. Видишь дверь, которая темнее остальных?
— Да, сержант, — прошептал Сэм.
— А почему она темнее, как ты думаешь?
— Не знаю, сержант.
— Потому что в ней стоит кто-то в черном, вот почему. Значит так: пройдем чуть дальше по улице, потом свернем за угол, там развернемся и снова сюда. Мы направляемся в штаб-квартиру, как порядочные парни, у нас какао уже остывает, понятно?
— Так точно, сержант.
Они неторопливо проследовали за угол и продолжали идти еще некоторое время, пока на Морфической улице были слышны их шаги. Наконец Ваймс решил, что они отошли достаточно далеко.
— Хорошо, теперь можем остановиться.
«Нужно отдать Сэму должное, — подумал он. — Он умеет стоять неподвижно. Надо еще научить его рассредоточиваться так, чтобы становиться почти невидимым, по крайней мере в пасмурный день. Это ведь Киль научил меня этому? Да уж, после определенного возраста на память действительно нельзя полагаться…»
Городские часы отбили четверть.
— Когда начинается комендантский час? — шепотом спросил Ваймс.
— В девять часов, сержант.
— Значит, почти наступил, — сказал Ваймс.
— Нет, сейчас только без четверти девять, сержант.
— И еще несколько минут мне понадобится на то, чтобы вернуться. А ты без шума следуй за мной и спрячься за углом. Когда начнется, беги ко мне, изо всех сил звоня в колокольчик.
— Начнется что, сержант? Сержант?
Но Ваймс уже неслышно скользил по улице. Надо будет дать Пятаку доллар, мельком подумал он, — башмаки сидели на ногах как перчатки.
На перекрестке шипели факелы, временно ослепляя любого, кто посмотрит в их направлении. Держась на границе полумрака, Ваймс боком прокрался вдоль стен до самой двери. И, только очутившись рядом, он прыгнул вперед, рявкнув:
— Попался, приятель!
— ____________________! — ответила тень.
— Это оскорбительные выражения, сэр, жаль, если мой молодой младший констебль их услышал.
Младший констебль Ваймс уже бежал к ним со всех ног, отчаянно звоня в колокольчик и вопя:
— Уже девять часов, и все совсем не спокойно!
Были и другие звуки — захлопывавшихся дверей и торопливо удалявшихся шагов, — к которым Ваймс почти не прислушивался.
— Идиот! — завизжала фигура в черном, отчаянно пытаясь вырваться из хватки Ваймса. — Это что еще за игры?
Задержанный толкнул Ваймса, но тот только сильнее сжал руки.
— А это, сэр, нападение на офицера Стражи, — сообщил Ваймс.
— Я сам офицер Стражи, чертов легавый! С Цепной улицы!
— А где твоя форма?
— Мы не ходим в форме!
— А твой значок?
— Мы не носим значки!
— Не понимаю, почему я не должен считать тебя обычным вором. Ты присматривался к дому напротив, — сказал Ваймс, наслаждаясь ролью огромного, туповатого и абсолютно непрошибаемого стражника. — Мы тебя видели.
— Там должно состояться собрание опасных анархистов!
— Это еще что за религия, сэр? — Ваймс ощупал пояс задержанного. — А что у нас здесь? О, кинжал весьма зловещего вида. А ну-ка, засвидетельствуй, младший констебль Ваймс. Оружие, никаких сомнений! А это незаконно. Ношение оружия после наступления темноты еще более незаконно! Да еще и скрытое ношение.
— Что значит скрытое? — завопил извивающийся задержанный. — Кинжал ведь в ножнах, чтоб мне сдохнуть!
— Желаешь покончить жизнь самоубийством? Не выйдет! — Ваймс сунул руку в карман черного плаща. — А это что? Маленький сверток из черного бархата, а в нем набор отмычек? Ага, похоже, тут готовились к краже со взломом…
— Они не мои, и ты это знаешь! — огрызнулся мужчина.
— Ты уверен? — спросил Ваймс.
— Да! Потому что свои я ношу во внутреннем кармане, скотина.
— А это — Использование Выражений, Нарушающих Общественный Порядок, — сообщил Ваймс.
— Ха! Да из-за вас, идиоты, все давно разбежались. Кого я могу оскорбить?
— Меня, например. Уверен, ты этого не хочешь, господин.
— Ты ведь тот тупой сержант, о котором нам рассказывали, да? — прорычал мужчина. — Слишком глупый, чтобы понять, что происходит? Но сейчас ты все у меня поймешь, господин…
Он вывернулся из рук Ваймса, и из темноты донеслись металлические щелчки. «Запястные ножи, — подумал Ваймс. — Даже наемные убийцы считают их оружием идиотов».
Он отступил на пару шагов от приплясывающего и размахивающего клинками человека.
— Ну что, солдафон? Какой тупой ответ ты придумаешь на это?
И тут Ваймс увидел Сэма. К его ужасу, юнец подобрался к противнику со спины и медленно заносил свой колокольчик, целясь прямо в темечко.
— Не надо! — закричал он.
Особист обернулся, и Ваймс тут же врезал ему ногой.