От толкнул пальцем то, что лежало у него на тарелке. Часть содержимого дала ему сдачи.
Философы совершенно не слушали друг друга, твердя каждый о своем. Возможно, это и есть домкратия в действии.
Очередной хлебный шарик пролетел совсем рядом. Стало быть, пришло время дебатов.
Внезапно Теппик обратил внимание на невысокого тощего – кожа да кости – человека, сидящего напротив, который с чопорным видом жевал нечто щупальчатое. Не считая Птагонала, который мрачно вычислял радиус своей тарелки, человек этот был единственным, кто не пытался утвердить собственную правоту за счет своей глотки. Время от времени он что-то помечал на клочках пергамента и прятал их в свою тогу.
Теппик наклонился к нему через стол. Чуть дальше Езоп, подбадриваемый оливковыми косточками и хлебными шариками, начал рассказывать длинную басню о лисе, индюке, гусе и волке, которые побились об заклад, кто из них дольше пробудет под водой с привязанным к лапам тяжелым грузом.
– Я прошу прощения, – повысил голос Теппик, стараясь перекричать шумное сборище, – но нас не представили…
Человечек робко поглядел не него. У него были огромные уши. При определенном освещении его по ошибке можно было принять за узкогорлый кувшин.
– Я – Эндос, – ответил он.
– А почему ты не философствуешь? Эндос продолжал препарировать непонятного моллюска.
– Дело в том, что я не философ, – объяснил он.
– Тогда, наверное, ты автор комедий или чего-нибудь еще? – предположил Теппик.
– Боюсь тебя разочаровать. Я – слушатель. Эндос-слушатель, тем и известен.
– Любопытно, – пробормотал Теппик, ровным счетом ничего не понимая. – И что же ты делаешь?
– Слушаю.
– И все?
– Именно за это мне и платят, – признался Эндос. – Иногда я киваю. Или улыбаюсь. Или киваю и улыбаюсь одновременно. Ободряюще. Им это нравится.
Теппик почувствовал, что собеседник нуждается в небольшом комментарии.
– Вот это да! – выразился он.
Эндос ободряюще кивнул ему и улыбнулся улыбкой, которая недвусмысленно давала понять, что из всех занятий в мире в данный момент для него нет ничего более привлекательного, чем внимать Теппику. С его ушами что-то произошло. Они стали похожи на две большие раковины с черными отверстиями, жаждущими слов. Теппик почувствовал непреодолимое стремление рассказать Эндосу всю свою жизнь, все сны и мечты…
– Держу пари, тебе платят кучу денег, – произнес он.
Эндос улыбнулся согревающей сердце улыбкой.
– Тебе, наверное, уже не раз приходилось слушать, как Кополимер рассказывает свою историю?
Эндос кивнул и улыбнулся, хотя во взгляде его на мгновение мелькнула глубоко затаившаяся боль.
– Думаю, что со временем твои уши должны покрыться защитной роговой оболочкой, – хмыкнул Теппик.
Эндос кивнул.
– Да, да, продолжай.
Теппик бросил взгляд на Птагонала, который задумчиво делил свой салат на прямые углы.
– Мне бы хотелось остаться и целый день слушать, как ты меня слушаешь, – сказал Теппик. – Но вон там сидит человек, с которым я должен поговорить.
– Очень интересно, – согласился Эндос, сделав какую-то пометку на своем пергаменте и устремив все внимание на спор, разгоревшийся на другом конце стола.
Философы выдвинули тезис, что, хотя истинное всегда прекрасно, прекрасное не всегда истинно. Назревала драка. Эндос весь обратился в слух [25] .
Теппик прошел вдоль стола туда, где с совершенно несчастным видом сидел Птагонал, время от времени подозрительно заглядывая под корочку пирога.
Теппик заглянул ему через плечо.
– Мне показалось, там что-то шевелится, – сказал он.
– А… – произнес геометр, зубами вытаскивая пробку из амфоры. – Загадочный юноша в черном из затерянного царства.
– Надеюсь, ты поможешь мне найти дорогу обратно? – спросил Теппик. – Я слышал, у вас в Эфебе в ходу самые невероятные идеи.
– Это должно было случиться, – неопределенно выразился Птагонал.
Вытащив из складок одежды циркуль, он принялся сосредоточенно снимать мерки с пирога.
– Как думаешь, это константа? Удручающая концепция.
– Что? – переспросил Теппик.
– Как тебе, наверное, известно, существует отношение длины окружности к диаметру. Оно должно быть равно трем. Ты ведь тоже так считаешь? Но так ли это на самом деле? Нет. Три целых, один, четыре, один и так далее и так далее. И все один и четыре, один и четыре. От такого можно в стельку напиться.
– Похоже, ты прав, – вежливо согласился Теппик.
– Верно. Из вышесказанного я сделал вывод, что Создатель использовал неправильные круги. Иначе откуда такие дурацкие числа?! Одно дело, скажем, три и пять. Или три и три. И совсем другое дело… – Он неприязненно уставился на пирог.
– Прости, но мне показалось, ты сказал, что-то должно было случиться?
– Что? – переспросил Птагонал, погрузившийся было в мрачное молчание. – Пирог, вот что!
– Что-то должно было случиться… – подсказал Теппик.
– С геометрией шутки плохи, приятель. Пирамиды? Опасная штука. Только и жди беды. – Птагонал неверной рукой дотянулся до кружки. – Я хочу сказать, сколько еще эти люди собирались строить их? Энергия же не бесконечна. То есть, – он икнул, – ты же там был, верно? Заметил, как там все замедлилось?
– О да, конечно, – энергично произнес Теппик.
– А все потому, что они всасывают время. Пирамиды всасывают. Поэтому они и дают разряд. Вспышки, как это у них называется. Люди думают, это красиво! А сами сжигают свое время!
– Я только знаю, что воздух над пирамидами буквально кипит, как в чайнике, – пожал плечами Теппик. – И ничего не меняется, даже перемены не происходят.
– Верно, – ответил Птагонал. – Дело в том, что время там уже прошедшее. А они используют его снова и снова. Все новое время вбирают пирамиды. И если пирамиде не дать разрядиться, то вся энергия… – Птагонал умолк. – Полагаю, – продолжал он, – что вся она уйдет в пространство.
– Я был там, перед тем как царство… исчезло, – сказал Теппик. – По-моему, я видел, как большая пирамида движется.