— Правда? Говорят, ты работала в трактире. В каком?
А вот здесь что-то крылось. Но теперь Полли вряд ли смогла бы солгать.
— В «Герцогине».
— Такой большой и шикарный? С тобой там хорошо обращались?
— Что? Э… да. Неплохо.
— Не били?
— Что?! Нет. Никогда, — ответила Полли, с тревогой гадая, к чему клонится разговор.
— Работы было много?
Полли задумалась. Честно говоря, она работала больше обеих служанок вместе взятых. И им, по крайней мере, раз в неделю полагался свободный вечер.
— Обычно я первой вставала и последней ложилась, если ты об этом, — сказала она и, чтобы поскорее сменить тему, спросила: — А ты бывала в Мунце?
— Мы обе там жили. Я и Тильда… то есть Тьют, — ответила Холтер.
— Правда? Где?
— В Работной школе для девочек, — сказала Холтер и отвела взгляд.
Вот в какую ловушку может завести обмен любезностями.
— Неприятное место, насколько я знаю, — произнесла Полли и смутилась.
— Да уж, неприятное. Просто отвратительное, — сказала Холтер. — Кажется, Уолти тоже там была. То есть мы думаем, что это была она. Ее всегда посылали куда-нибудь батрачить…
Полли кивнула. Некогда в «Герцогине» работала девочка из Работной школы. Ее приводили каждое утро, в чистом фартучке, отмытую и оттертую дочиста, в шеренге совершенно одинаковых девочек, во главе которых шагал учитель, а по бокам — два верзилы с длинными палками. Девочка была худенькая, вела себя вежливо, по-заученному, работала что есть сил и никогда ни с кем не разговаривала. Через три месяца ее забрали насовсем — Полли так и не узнала почему.
Холтер пристально посмотрела ей в глаза и, едва ли не издеваясь над ее неведением, сказала:
— В школе Уолти частенько запирали в специальной комнате. При такой жизни ты или огрубеешь, или тронешься умом.
— Наверное, ты рада, что ушла оттуда, — больше Полли ничего не сумела придумать.
— Подвальное окно оказалось не заперто. Но я пообещала Тильде, что мы непременно вернемся летом.
— Значит, там все-таки было не так плохо? — с некоторым облегчением спросила Полли.
— Летом будет лучше гореть, — ответила Холтер. — Ты никогда не встречала человека по имени отец Юпк?
— Встречала, — сказала Полли и, почувствовав, что от нее ждут продолжения, добавила: — Он часто приходил на ужин, когда мама… короче, он приходил на ужин. Он был такой важный, хотя, кажется, совсем неплохой.
— О да, — отозвалась Холтер. — Казаться он умел.
И снова в разговоре зазияла черная бездна, через которую даже тролль не смог бы навести мост, и оставалось лишь отойти от края.
— Я лучше пойду и посмотрю, как там лейте… руперт, — Полли встала. — Спасибо за суп.
Она пробиралась по осыпи, через березняк, пока не вышла к ручейку, бежавшему по балке. На берегу, похожий на страшное речное божество, сидел сержант Джекрам.
Красный мундир, который мог бы послужить палаткой человеку меньших размеров, был осторожно наброшен на куст. Джекрам сидел на валуне, без рубахи, спустив длиннющие подтяжки, и мир был избавлен от созерцания его обнаженного торса лишь благодаря пожелтевшему шерстяному жилету. Почему-то, впрочем, Джекрам не снял с головы кивер. На соседнем камне лежали бритвенные принадлежности — бритва размером с небольшой мачете и кисточка, которой можно было белить стены.
Джекрам сидел, опустив ноги в ручей. Он поднял глаза, когда Полли подошла, и дружелюбно кивнул.
— Утро, Перкс, — сказал он. — Не спеши. Нечего суетиться ради руперта. Присядь на минутку и разуйся, пусть ноги подышат. В походе заботься о ногах — а они уж позаботятся о тебе. — Он вытащил большой складной нож и пачку жевательного табаку. — Точно не хочешь?
— Нет, спасибо, сержант, — Полли устроилась на камне на другом берегу ручья, который достигал всего нескольких футов в ширину, и принялась стягивать сапоги. Она почти не сомневалась, что получила приказ, но ей и самой очень хотелось остудить ноги в чистой, обжигающе холодной воде.
— Вот и умница. Жевать — дурная привычка. Еще хуже, чем курить, — сказал Джекрам, отрезая кусок табака. — Я пристрастился, когда был совсем юнцом. Тому, кто жует, не надо чиркать спичкой ночью, понял? Зачем себя выдавать? Конечно, надо то и дело сплевывать, но когда плюешь в темноте, тебя не видно.
Полли поболтала ногами. Ледяная вода действительно освежала и оживляла. На деревьях пели птицы.
— Валяй, говори, Перкс, — помолчав, сказал Джекрам.
— Что говорить, сержант?
— Черт возьми, Перкс, день такой славный, не надо пудрить мне мозги. Я же вижу, как ты на меня смотришь.
— Ну ладно, сержант. Вы вчера намеренно убили Тауэринга.
— Правда? Докажи, — спокойно ответил Джекрам.
— Не могу. Но вы все подстроили. Вы специально послали Игоря и Гума охранять его. Они плохо дерутся.
— Ну и что? Вас было четверо против одного связанного пленника! — заметил Джекрам. — Ну, нет. Тауэринг умер в ту самую минуту, когда его сцапали, и он это знал. Только, черт возьми, гений вроде вашего руперта мог внушить Тауэрингу, что у него есть шанс. Мы в лесу, парень. Что Блуз собирался делать с пленным? Кому его передать? Что нам оставалось? Таскать Тауэринга с собой? Или привязать к дереву, и пусть отгоняет волков, пока не устанет? Нет уж, настоящий джентльмен угостил бы его сигареткой и быстренько прихлопнул. Этого Тауэринг ожидал — и именно это я ему устроил.
Джекрам сунул кусок табака в рот.
— Знаешь, зачем солдат обучают, Перкс? — продолжал он. — И с какой стати на тебя должны орать всякие мелкие сукины дети вроде Страппи? Чтобы сделать из тебя человека, готового по приказу пырнуть мечом какого-нибудь бедолагу, который, так уж получилось, одет во вражескую форму. Он такой же, как ты, а ты такой же, как он. Он не особо хочет убивать тебя, а ты не особо хочешь убивать его. Но если ты не убьешь его первым, он уложит тебя. В этом начало и конец военной науки. Без подготовки легко не дается. А рупертов никто этому не учит, потому что они — джентльмены. Клянусь, я не джентльмен. Я буду убивать, если придется. Я сказал, что пригляжу за вами, и никакой, черт побери, руперт мне не помеха. Он вручил мне почетную отставку! — Джекрам светился негодованием. — Мне! Он думал, я его поблагодарю! У других рупертов хватало ума написать «Адресат выбыл» или «Находится в дальней разведке» и сунуть конверт обратно в сумку… но только не у Блуза!
— Что такое вы сказали капралу Страппи, отчего он удрал? — поинтересовалась Полли, прежде чем успела прикусить язык.
Джекрам некоторое время смотрел на нее без всякого выражения на лице. А потом странно хихикнул.
— А с чего это ты, паренек, задаешь всякие занятные вопросы? — спросил он.