Он вразвалочку шагнул вперед и сплюнул табачную жвачку прямо под ноги часовому.
— Меня звать Джекрам, — сказал он. — Сержант Джекрам. Что касательно остального… решай сам.
— Сержант Джекрам? — переспросил парень, и у него отвисла челюсть.
— Да, дружок.
— Тот самый, который убил шестнадцать вражеских солдат в Зопском сражении?
— Всего десять, парень, но все-таки приятно, что ты об этом знаешь.
— Тот самый Джекрам, который пронес генерала Фракка четырнадцать миль по вражеской территории?
— Да.
Часовой ухмыльнулся, блеснув в темноте зубами.
— Мой папаша дрался с вами в Блундерберге!
— Да уж, битва была что надо, — подтвердил Джекрам.
— Нет, он имел в виду кабак. Он опрокинул вашу кружку, а вы двинули ему в рожу, а он пнул вас по шарам, а вы дали ему под дых, а он подбил вам глаз, а вы врезали ему столом, а когда он очнулся, ребята весь вечер поили его за то, что он почти три раза по вам попал, сержант. Он каждый год об этом вспоминает в тот самый день, когда напье… когда воспоминания одолеют.
Джекрам ненадолго задумался, а потом ткнул в парня пальцем.
— Джо Хубукурк?
Улыбка расширилась так, что Полли испугалась, не отвалится ли у молодого человека полголовы.
— Он прямо прыгать от радости будет, когда я скажу, что вы его помните, сержант! Папаша говорит — там, где вы нужду справите, трава не растет!
— Ну, что я могу на это сказать, — скромно заметил Джекрам.
Парень нахмурился.
— А папаша думал, вы померли, сержант, — сказал он.
— Спорю на шиллинг, что нет, — ответил Джекрам. — Как тебя звать, парень?
— Ларт, сержант. Ларт Хубукурк.
— Рад, что служишь?
— Да, сержант, — верноподданно ответил Ларт.
— Мы тут прогуляемся, парень. Передай папаше привет.
— Обязательно, сержант! — парень стоял по стойке «смирно», как в почетном карауле. — Это такая честь для меня, сержант!
— Вас правда все знают? — шепотом спросила Полли, когда они отошли.
— Многие. По крайней мере, на нашей стороне. Не сочтите за похвальбу, но большинство врагов, которые мне попадались, не знают уже ничего.
— А я и не думала, что здесь будет так, — произнесла Маникль.
— Как?
— Тут женщины и дети! Лавки! Я чую запах свежего хлеба! Похоже… на город.
— Да, но то, что нам нужно, стоит не на главной улице. За мной, парни.
Сержант Джекрам воровато нырнул в проход между двумя грудами ящиков и оказался рядом с кузней. Во мраке рдел горн.
Здесь стояли палатки с откинутыми пологами. При свете фонарей работали оружейники и седельщики, в темноте мелькали тени. Полли и Маникль уступили дорогу мульему каравану. Каждый мул был нагружен двумя бочонками — но все они посторонились, пропуская Джекрама. Наверное, они тоже знакомы, подумала Полли. Похоже, сержант действительно знает всех и каждого.
Джекрам шел как человек, которого ждут великие дела. Он приветствовал сержантов кивком, лениво отсалютовал нескольким попавшимся по пути офицерам, а всех остальных просто не замечал.
— Вы здесь уже были, сержант? — спросила Маникль.
— Нет.
— А откуда же вы знаете, куда идти?
— Вот именно, парень. Я тут не был, но я знаю, что такое военный лагерь, особенно когда успеешь окопаться… — Джекрам принюхался. — А, вот оно. Вы двое ждите тут.
Он исчез между двумя грудами досок. Послышался негромкий разговор, и через несколько секунд сержант вернулся с небольшой бутылкой.
Полли улыбнулась.
— Ром, сержант?
— Умница, мой маленький трактирщик. Ей-богу, вот было бы славно, будь это ром. Или виски, или джин, или бренди. Но эта штука называется иначе. Чистейшая бражка, вот что это такое. Натуральный «висельник».
— Висельник? — переспросила Маникль.
— Вышибает почву из-под ног — и ты труп, — объяснила Полли. Джекрам улыбнулся, как учитель, услышавший ответ смышленого ученика.
— Точно, Маникль. То еще пойло. Стоит мужчинам собраться вместе, непременно кто-нибудь заквасит бражку в сапоге, очистит ее в старом чайнике и загонит остальным. Судя по запаху, эту штуку гнали из крыс. Вообще-то крысы неплохо бродят. Хотите глотнуть?
Маникль попятилась от протянутой бутылки. Сержант засмеялся.
— Умница, парень. Пей лучше пиво.
— А почему офицеры не запретят? — спросила Полли.
— Офицеры? Да что они знают, — сказал Джекрам. — И вообще я это купил у сержанта. Никто на нас не глядит?
Полли всмотрелась в темноту.
— Нет, сержант.
Джекрам плеснул из бутылки на мясистую ладонь и вытер лицо.
— Ах-х ты… Жжет как огонь. А теперь прополощем горлышко. Чтоб все как положено, — он быстро хлебнул из бутылки, сплюнул и воткнул пробку. — Ну и дерьмо. Ладно, пошли.
— Куда мы идем, сержант? — спросила Маникль. — Теперь-то вы нам скажете?
— В одно тихое местечко, где есть все, что нужно, — ответил тот. — Оно где-то тут…
— От вас пахнет спиртным, сержант, — заметила Маникль. — Вас туда пустят, если почуют?
— Да, Маникль, мальчик мой, в том-то и дело, — сказал Джекрам, шагая вперед. — В карманах у меня звенит, а изо рта разит выпивкой. То есть я богат и пьян. Что может быть лучше? Ага… сюда, в переулок… вот и оно. Да, я не ошибся, именно сюда нам и надо. Подальше от глаз. Деликатненько. Что-нибудь сушится на веревке, парни?
Между коричнево-желтыми палатками, стоявшими в лощинке, тянулись несколько веревок для сушки белья. Лощинка была просто углублением, вымытым зимними дождями. Если с вечера на веревках что-то и висело, то все уже сняли, чтобы не отсырело от росы.
— Жаль, — сказал Джекрам. — Ну да ладно, значит, придется испробовать вариант потруднее. Главное, ведите себя естественно и слушайте, что я говорю.
— Меня т-трясет, сержант, — призналась Маникль.
— Отлично. Очень натурально, — сказал Джекрам. — Нам сюда. Все тихо, никто за нами не следит, маленькая тропка ведет на верх оврага…
Он остановился возле огромной палатки и постучал палкой по доске, стоящей снаружи.
— «Креппкие галубушки», — прочитала Полли.
— Да, да, этим дамам платят не за правописание, — Джекрам откинул полог палатки с дурной репутацией.
Внутри, в некотором подобии прихожей, отгороженной парусиной, было тесно и душно. Дама в черном бомбазиновом платье, похожая на толстую ворону, поднялась с кресла и окинула всю троицу на удивление оценивающим взглядом. Этот взгляд прикинул даже приблизительную стоимость сапог.