Дозорные вдруг решили проявить гостеприимство. Нам принесли по граненому стакану, доверху наполненному мутной жидкостью. Отказаться было себе дороже, поэтому я с содроганием выпил отвратительно пахнущий самогон. Желудок едва не вывернулся наизнанку, голова сразу стала тяжелой, в ушах зашумело. Меня закачало, как камыш на ветру. А потом я закашлялся. Крепкая попалась, зараза!
Часовой, который принес это «угощение», довольно засмеялся и хлопнул меня по плечу:
– Это по-нашему! Не переживай, брателло, если еще захочешь, проси смело. У нас этого добра хоть жопой ешь. То есть пей, – поправился он.
– Да нет, спасибо. Повременю, – отказался я.
Остальные тоже не возжелали добавки. Самогон драл глотку не хуже напильника.
Дозорному было скучно, он не спешил к своим, а уселся поблизости, с интересом рассматривая новые лица. На Лило его взгляд останавливался все чаще и чаще, но определенных границ этот тип пока не переходил. Тем не менее я напрягся. В любой момент ситуация могла перемениться.
Изредка до нас доносились пьяные смешки часовых вперемешку с женским повизгиванием. Каждый гуляет, как умеет.
– Что вы собираетесь с нами сделать? – спросил я, когда откашлялся.
В голову по-прежнему лезли нехорошие мысли. Судя по всему, местные вступили в конфликт с Центральной, потому и придрались к нашим документам и тем более конечной цели маршрута.
В итоге вырисовывались неинтересные перспективы. В лучшем случае завернут назад, в худшем – убьют или отправят в рабство.
Наверняка здешний «бомонд», состоящий из таких мордоворотов, сам по себе и пальцем о палец не ударит. За них все бытовые работы выполняют другие. Право сильного.
Этот дозорный охотно шел на контакт. Он пожал плечами и ответил:
– Да ты не напрягайся. Все будет нормально. Придет смена, мы заберем вас с собой, отведем к начальству. А оно определится.
– А давно у вас с Генералом конфликт? – пользуясь моментом, спросил я.
Дозорный ухмыльнулся:
– А ты смышленый. Быстро просек. В общем-то да, у нас с Центральной терки. Тамошние хмыри решили налог с нас увеличить, ну мы и послали их на три буквы русского алфавита. Теперь вот выжидаем, кто первым на попятную пойдет.
– И что, не боитесь последствий? – удивился я.
На Двадцатке за всю ее историю даже не заикались о легком споре с Генералом, а тут, похоже, дело идет к открытому противостоянию.
Хотя на испуг местных не возьмешь. Укрепились они на славу, так просто не выкуришь. Дисциплинка, конечно, так себе, но отпор «сювайверы» дадут – мало не покажется! Тут и станковые пулеметы есть, и парочка гранатометов. Любой вражеский отряд пощелкают за милую душу.
Но знают ли они о тварях с пси-возможностями? Скорее всего нет. В таком случае все их оружие окажется бесполезным.
Тут к кабану, развлекавшему нас разговорами, присоединились еще два. Накачанные, наглые, с тупыми рожами, так и просившими кирпича. Ни говоря ни слова, они вцепились в Лило и поволокли к расстеленным на земле матрасам, где их товарищи вовсю развлекались с девицами.
– Пацаны, стойте, – не очень решительно произнес оставшийся возле нас дозорный, но никто из них даже не оглянулся.
Он растерянно улыбнулся, показывая, что не имеет к происходящему никакого отношения. Вновь предложил выпить:
– Без обид, мужики! Давайте еще хлопнем по стаканчику. Ничего с вашей телкой не будет, – слабо веря в свои слова, миролюбиво завершил он.
Не знаю, на что я надеялся в тот миг, может, ум за разум зашел, помутнение случилось или попросту страх потерял и мне на все стало наплевать, но, так или иначе, я ринулся на этих бугаев с голыми руками.
Мой поступок нельзя было назвать жестом отчаяния, я вполне мог не рыпаться и позволить событиям идти своим чередом. Кто знает, вдруг все бы и обошлось: Лило заставила бы насильников изменить намерения? В конце концов, она дерется не хуже меня и может прибегнуть к тем тайным талантам, что проявила на соседней станции. Вдруг ей удалось бы превратить этих скотов в стадо послушных овечек.
Но я все равно решил вмешаться.
Меня быстро сбили с ног умелой подсечкой. «Сювайверы» не вылезали из тренажерного зала, не понаслышке знали, что такое спарринги, и драться умели. Они считали меня щенком, который с тявканьем бросился на волкодавов. И это была их ошибка.
Да, внешне я не произвожу впечатление штурмующего укрепления танка, у меня средний рост и средняя комплекция. Не сажусь на шпагат, не могу похвастаться растяжкой, не знаю хитрых приемчиков. Но я всю жизнь дерусь и делаю это самозабвенно. При этом на меня иногда находит настоящее бешенство. Я способен не чувствовать боли, биться до последнего, до изнеможения, потери ориентации и самоконтроля. Мне плевать на жалость, на сострадание. Я дерусь как машина.
Чтобы меня остановить, надо очень постараться.
А эти парни… Они давно не встречали достойного противника, не понимали, что загнанный в угол зверек способен на такое.
И я дрался, как никогда в жизни. Пока чей-то удар не разлучил меня с сознанием. И снова наступила темнота, в которой не было звезд и не было меня.
Просто чернильная мгла. Всеобъемлющая, как Вселенная, и такая же холодная, пустая и безразличная.
Пробуждение было не из приятных. Мужики отколошматили меня на совесть. Странно, но никакой ненависти по отношению к ним я не ощущал. Скорее всего потому, что своего добился: Лило не тронули. Это я выяснил прежде всего. Затем попытался сообразить, где нахожусь и в каком состоянии.
Сначала я побаивался, что меня, как шибко ретивого, отправят в расход. Потом по вполне дружелюбным лицам местных, склонившихся надо мной, стоило мне лишь очнуться и приоткрыть глазки, догадался, что расстрел отменяется. Ну, или переносится на более поздний срок.
– А ты здорово машешься! – восхищенно причмокивая, сообщила ближайшая морда, которая принадлежала детинушке лет тридцати с хвостиком.
Этот добрый молодец будто шагнул с картины «Три богатыря», еще два таких же нехилых, габаритных ухаря обступили меня с боков.
Чем их здесь кормят? Они ж, наверное, по ведру за присест съедают.
– Стараюсь, – выдавил из себя я, а сам осторожненько пощупал тело.
На первый взгляд, ничего страшного. Царапины до свадьбы заживут, а синяков на мне всегда было больше, чем у собаки блох. Лишь бы ничего не сломали.
Вроде все в порядке. По телу, конечно, будто каток прошелся, но били ребята грамотно, можно сказать жалеючи. Это я, когда берсерком становлюсь, ничего не чувствую, а потом, во время отходняка, волком вою. И еще бы не выть: каждый квадратный сантиметр туловища ноет со страшной силой.
Я едва сдержал стон. Ронять достоинство в глазах аборигенов не хотелось.