– Трайчо, вылезай! – позвал Сашка, думая, что тот все это время так и просидел под стойкой. – Все спокойно! Я их всех уложил!
И тут же почувствовал, как в его спину, слегка проколов кожу, уперлись три острия.
– Стоять смирно! Не шевелиться! Городская стража! – проорали с улицы несколько голосов.
Сашка медленно поднял руки, демонстрируя, что у него нет оружия. Осторожно повернув голову назад, он увидел трех городских стражников, уперших свои копья ему в спину.
– Я не преступник, – попробовал объяснить им Сашка. – Я защищал хозяина корчмы от нападения пьяных матросов.
– В суде разберутся, кто кого защищал, – рявкнул один из стражников. – Хозяин корчмы сделал заявление, что какие-то разбойники громят его заведение. Мы видим только одного разбойника. Это ты. Я тебя помню. Ты еще утром на меня мечом замахивался. Давай, поворачивайся и выходи.
Сашка развернулся и три копья тут же уперлись ему в живот. Так они и пошли по городу – двое уткнули в него свои копья сзади, а третий, пятящийся как рак – спереди. Хорошо еще, что до суда идти пришлось недалеко. Впрочем, в Несебре все недалеко.
Хотя Сашка и не думал сопротивляться, стражники, видимо, чувствовали себя втроем против его одного не очень комфортно, поэтому сделали все, чтобы их задержанный попал к судье вне всякой очереди.
– Ваша честь, – начал один из них, обращаясь к судье, – мы получили обращение от честного несебрского горожанина Трайчо о том, что какие-то разбойники громят его корчму. Этот, – он указал на Сашку, – единственный, кто остался цел. Все остальные лежали замертво. Поэтому городская стража предъявляет ему обвинение в нарушении общественного порядка.
– Эй, эй, эй! – запротестовал Сашка. – Пригласите сюда Трайчо! Все наоборот! Ничего я не нарушал. Я лишь защищал Трайчо и его имущество от пьяных матросов.
– Вот. – Стражник шагнул к судейскому столу и положил на него бумажный свиток. – Это обращение Трайчо. Он доверяет городской страже представлять его интересы в уголовном деле о разгроме его корчмы.
– А возмещение убытков? – поинтересовался судья.
– Он не предъявляет претензий. Если он не сумеет договориться с виновным, то потом предъявит имущественный иск.
– Понятно. Так в чем суть дела?
– Этот… – Стражник вновь мотнул головой в Сашкину сторону. – Уложил двадцать восемь безработных матросов и разнес в дым корчму.
– Убитые, покалеченные?
– Они молчат, ваша честь. – Стражник пожал плечами. – Матросы… Вы же знаете, что это за публика.
– Итак… – Судья указал пальцем на Сашку. – Обвиняется в нарушении общественного порядка и приговаривается к штрафу в пользу города Несебра в один золотой флорин! – Он хлопнул ладонью по толстой книге, лежащей перед ним. – До внесения штрафа в городскую казну содержать виновного в городской тюрьме.
– Ого! – в один голос воскликнули стражники. Столь сурового наказания не ожидали даже они.
– Я готов заплатить! – закричал Сашка. – Но все мои деньги остались в корчме! Как же я заплачу, если не вернусь сейчас туда?!
Судья лишь равнодушно пожал плечами и сказал, обращаясь к стражникам:
– Уводите…
«Теперь мне все ясно, – подумал Сашка. – Вот в чем была задумка «рыбасоидов»! Они заставляют меня поселиться на постоялом дворе, где живет лишь одна пьяная матросня. Организация драки – вообще не вопрос. Вовремя появляется городская стража, и судья – свой человек. В результате – я в камере. И, как им кажется, они могут делать со мной, что угодно. А вот хренушки вам. Эти трое клоунов с копьями – не препятствие. Главное – что с Ольгой? Жива ли? И где она?» Все эти мысли пронеслись в его голове буквально за одно мгновение, ибо даже стражники не успели еще среагировать на команду судьи, как приоткрылась дверь и в комнату шагнул монах.
– Чего тебе, святой отец? – раздраженно спросил судья.
– Я заплачу за него штраф. – Монах подошел к столу и положил перед судьей золотую монету.
Судья вновь пожал плечами:
– Можешь забирать его.
Монах взял онемевшего от удивления Сашку за руку и повел из здания суда.
– Ну ты даешь, Гаврила Иванович… – вполголоса сказал великий воевода монаху. – Ты же «рыбасоидам» весь план поломал.
– План им поломал не я, а… Вчера в город явился царь болгарский со своей свитой и такое тут устроил представление…
– Знаю.
– Ну, я так и подумал, Тимофей Васильевич, что ты к этому руку свою приложил.
Безуглый, переодетый монахом, и великий воевода спорым шагом, нигде не задерживаясь и не притормаживая, шли по совершенно незнакомым Сашке улицам и переулкам.
– Куда мы идем, Гаврила Иванович? – оглядываясь по сторонам и не узнавая местности, поинтересовался Сашка.
– А мы уже пришли. К Трайчо, на постоялый двор, – ответил Безуглый. – Только ты заходил через корчму, а это конюшня. Здесь вход с другой улицы.
Он отпер калитку, прорезанную в больших высоких воротах, и нырнул внутрь. Сашка последовал за ним, оказавшись в помещении метров шести высотой, освещавшемся через длинное узкое окно, расположенное почти под самой крышей. Света окно пропускало мало, поэтому в конюшне царил полумрак, особенно приятный в такую жаркую погоду, как сегодня. Справа от себя Сашка разглядел лошадь, подаренную ему царем Шишманом, склонившуюся над полными яслями, а слева – большущий, под крышу, стог сена, к которому была приставлена корявенькая, довольно-таки хлипкого вида лестница.
– Полезай наверх, государь, – распорядился Безуглый тоном, не допускающим никаких возражений.
Сашка с сомнением поставил ногу на первую перекладину, перенес на нее вес всего тела. Перекладина скрипнула, изогнулась, но выдержала. Тогда он, стараясь нигде не задерживаться, стремительно вскарабкался на самый верх и перекатился на сено. Лежа на животе, глянул вниз – лестница цела, и теперь по ней карабкался наверх Безуглый. Наверху, под самым окном было гораздо светлее, чем там, внизу, но внезапно на спину Сашке кто-то навалился, закрыл его глаза своими ладонями и прошептал на ухо:
– Тимоша… Любимый…
Сашка резко перевернулся, подминая под себя закрывшего ему глаза человека. Исхудавшее, почему-то измазанное сажей лицо, коротко, по-мальчишески остриженные волосы, потрескавшиеся, обметанные болячками губы. И только глаза – ее, бездонные глаза-озера.
– Ох… – от избытка чувств, переполнявших его, Сашка только и смог, что облегченно вздохнуть, прежде чем припасть к ее губам.
– Кхе-кхе, – деликатно прокашлялся Безуглый, взобравшийся на самую верхнюю перекладину. Но, видя, что на его деликатности эти двое не обращают никакого внимания, попросил: – Государь, ты бы подвинулся чуть-чуть… Лестница, сам видел, какая. Я хоть и мало вешу, но перекладины тут на ладан дышат. Не ровен час, обломится…