Человека, которого Иван назвал Некоматом, Сашка приметил давно. Он заметно отличался от остальных своим нарядом и, стоя у начала мостков, лишь следил за процессом погрузки, в то время как все остальные таскали различные грузы. Судя по тому, что Сашке довелось сегодня увидеть и услышать, именно он и был тем самым иностранным купцом, финансирующим Иванову авантюру.
Братья троекратно расцеловались, и Иван пошел к кораблю. Два других уже отвалили от пристани и, разгоняемые дружными движениями гребцов, устремились вниз по течению. Иван перепрыгнул через борт и, пройдя на корму, помахал братьям. Его струг, плавно набирая скорость, выбрался на стремнину и последовал за ушедшими вперед кораблями.
Остаток дня прошел в траурном молчании. Даже за ужином никто не проронил ни слова. Спать легли засветло. Сашка с трудом дождался темноты. Когда в дверь его комнаты кто-то осторожненько поскребся, он одним прыжком выскочил из кровати и, дрожа от нетерпения, рванул дверь на себя.
— Это я, Фленушка… — возбуждающим шепотом приветствовала его душная темнота.
— Ну ты это… Как тебе, а? — стараясь казаться небрежным и незаинтересованным, буркнул Сашка, в очередной раз сваливаясь с податливого девичьего тела в жаркие объятия пухлой перины.
— Хорошо. Наверное… — Фленушка ответила так скромненько, словно у нее поинтересовались, достаточно ли сахару в ее чае.
Развивать эту тему Сашке сразу же расхотелось, но говорить о чем-то все ж таки надо было, и он спросил:
— Слушай, Фленушка, а чего это сегодня вы все на меня таращились глазищами такими… удивленными? И ты, и Манефа, и матушка…
— Так ведь, Тимофей Васильевич… — теперь уже ее голосок звучал не только скромно, но и смущенно.
— Давай без этих… без величаний. Попросту, — перебил ее Сашка. — Мы все ж таки с тобой теперь… Странная ты девчонка какая-то. К другой не успеешь еще под юбку залезть, а она уже с тобой запанибрата. А ты… Васильевич. Зови меня просто Са… То есть Тимофей или Тимоха, как тебе больше нравится.
— Да, да, да… — Она резко повернулась к нему и, крепко обняв, жарко зашептала ему прямо в ухо: — Тимоша, ненаглядный мой, любимый, единственный… — И еще целую кучу слов, которые в подобных ситуациях говорят друг другу влюбленные.
«Эк ее прорвало-то, — с легкой досадой подумал Сашка. — Это, пожалуй что, уже лишнее».
— Ты подожди, подожди, — пытаясь слегка отстраниться, оборвал он Фленушку. — Ты мне не ответила, чем же я всех сегодня удивил.
— Так ведь вы…
— Ты.
— Ты. Ты же… — Она вновь замялась, не решаясь выговорить следующее слово.
— Что я же? Дурачок, да? — решил помочь ей Сашка.
— Ну да, — охотно согласилась Фленушка. — Ты раньше плохо разговаривал, все мычал и гукал больше. И еще слюни пускал. И пальцем в носу ковырялся.
— Па-анятно, — подытожил он. — Идиот, значит. Слушай, а я всегда такой был?
— Да.
— А-а… Одеваетесь вы всегда так? Ну ты, Манефа, другие девчонки, матушка, брат мой?
— Конечно, а как еще? Лето ведь. Жарко. Подожди, вот придет зима, полушубок и валенки надену. А матушка твоя — шубу парчовую на соболях.
— Да я не о зиме…
— А о чем?
— Ладно, проехали.
«Да она просто не поняла моего вопроса, — сообразил Сашка. — Так куда ж все-таки я попал?»
В Сашкиной памяти зияла нескромной пустотой не то что огромная пробоина, но самая настоящая черная дыра. С того самого момента, как он вышел из поезда на перрон Курского вокзала, и до сегодняшнего дня Сашка не помнил ничегошеньки. Ему неоднократно доводилось слышать истории о внезапно пропавших, а потом столь же внезапно обнаружившихся людях. Причем память о собственной персоне у них отсутствовала напрочь, так, как будто кто-то ее специально стер. Нечто подобное он усматривал и в своем случае. Правда, себя он помнил, но только до определенного момента.
«Судя по всему, — подумал он, стараясь критически оценить ситуацию, — я попал в какое-то реалити-шоу. Эти допотопные наряды, лошади, запорожцы, струги — все это аксессуары какого-то представления на историческую тему. Хозяйка сегодня все поминала князя Дмитрия. Это какой еще Дмитрий? Донской, что ли? И Мамай… Мой брат Иван — Мамай. Точно. Мамай — враг Донского. Только… ведь Мамай — татаро-монгол. А тут… Мамай — Иван Вельяминов — русский, значит. Ерунда какая-то получается. Что, у них нет консультанта-историка? Впрочем, это не мое дело. Главное, чтобы бабки заплатили. — Мысль о предстоящей оплате его участия в шоу не только согрела радостью Сашкино сердце, но и кое-что прояснила относительно мотивов его дотоле необъяснимых поступков. — Точно. Скорее всего, так и было. Кто-то в поезде или на вокзале предложил мне подзаработать, поучаствовав в шоу. Видимо, деньги неплохие предложили, раз я согласился. Может быть, тот самый мужик и предложил, который со мной об отце говорил. А чего не согласиться? Роль несложная, текста никакого. Подумаешь, идиота играть. Только мычи да слюни пускай. А интересно, сколько ж все-таки обещались заплатить?»
— Фленушка, а сколько здесь платят? — поинтересовался Сашка.
— Чего?
— Ну, денег ты сколько за роль получаешь?
— Каких денег? Ничего я не получаю. Я дворовая.
— Я понял, понял, — начал раздражаться Сашка. — Ты — дворовая. Прислуга. Рабыня. Но дурой-то зачем прикидываться? Ты ж не из любви к искусству тут тусуешься! Зарплата у тебя какая?
Совершенно неожиданно для него она расплакалась и сквозь частые всхлипы загундосила:
— Чем прогневала я вас, государь? Что не так сделала? — Горе ее, казалось, было беспредельно и искренно настолько, что Сашке пришлось утешать ее, осушая поцелуями слезы.
«Ну актриса! — с восхищением подумал он. — Изобразила так, что я чуть было ей не поверил. Хотя… И чего запираться? Партизанка… — В поисках причины столь странного поведения своей партнерши он перебирал в памяти все события сегодняшнего дня и вдруг сообразил, что за весь день не видел ни одной камеры, ни одного человека в нормальной человеческой одежде. — Скрытая камера… Здесь всюду натыканы скрытые камеры! И прямая трансляция в Интернете… Поэтому она и не колется даже сейчас. Постой, постой… Это значит, что и сейчас нас видят? То есть… Как мы кувыркались — это видел весь мир? Прикольно. Но… То, что я вышел из роли мычащего полудурка, это ничего? Выходит, ничего. Иначе бы она ко мне не пришла. Значит, этой линии и буду придерживаться. Но интересно, сколько еще продлится шоу? Спросить у нее? Ведь не ответит… Надо хотя бы побольше разузнать об общей ситуации и других участниках».
На Сашкины вопросы о других участниках шоу, вернее об их персонажах, Фленушка рассказывала охотно, не запираясь. Девчонка она оказалась неглупая, наблюдательная, а положение прислуги, живущей постоянно в хозяйском доме, давало ей возможность быть в курсе всех семейных дел. И из ее ответов перед Сашкиным мысленным взором предстала следующая картинка. Бояре Вельяминовы — один из знатнейших и богатейших родов на Руси. Пожалуй, побогаче великих князей и по знатности им не уступают. Владения Вельяминовых обширны и разбросаны по всему миру (она так и сказала: «… по всему миру»). Глава рода, Василий Васильевич Вельяминов помер год назад. Родовое поместье Вельяминовых называется Воронцово, так же зовется и большая деревня рядом. Вдова Василия, Мария Ивановна, твердой рукой ведет немалое хозяйство и руководит семьей. Но старший сын, Иван Мамай, с ними не живет. Он вдовец, бездетный и почти все время проводит в Орде. Второй сын, Николай, женат на родной сестре великой княгини. Человек он мягкий, домашний, любящий уют и комфорт и не очень охочий до ратных трудов. Мать его из-под своей руки не выпускает, да он не особо и рвется. Положение Николая в доме несколько комично и, судя по тому, что об этом судачит и подхихикивает прислуга, не совсем прилично и достойно. Дело в том, что дом (его вернее было бы назвать дворцом) делится в соответствии с местными обычаями на две половины: мужскую и женскую. Причем в женскую половину любой мужчина, за исключением хозяина, может попасть только по приглашению хозяйки дома. А поскольку и хозяйкой, и хозяином дома является матушка Марья Ивановна, то Николаю, чтобы попасть в спальню к собственной жене, каждый раз приходилось просить разрешения у матери. Может быть, поэтому, а может быть, по какой-то иной причине, ночевать он предпочитает на мужской половине, в собственной спальне. Это-то и создает повод для смешков и пересудов. Ну а с Тимофеем и так все ясно. Идиот он и есть идиот.