Человек едва переступил порог спальни, как был схвачен за горло железными Сашкиными пальцами, готовыми в любой момент переломить трахею.
— Г-государь… Т-тимофей Вас… — только и сумел прохрипеть вошедший.
Тьфу ты черт… Это был вчерашний дедок — камердинер, слуга, бог знает, как его тут называют. Именно он вчерашним вечером отвел Сашку в спальню, приготовил постель и все норовил помочь ему раздеться. Лысоватый, седенький, тщедушный человечек (что называется, божий одуванчик) на седьмом десятке лет, уже еле-еле таскающий ноги. Поэтому-то Сашке спросонья и показалось, что за дверью кто-то крадется.
Он отпустил горло несчастного старика. «Пора завязывать с армейскими привычками и привыкать к мирной жизни, — подумал он, досадуя на собственные инстинкты, срабатывающие быстрее сознания. — Едва не порешил старика. Но организаторы тоже хороши. Зачем было брать в шоу такого старпера?»
— Умываться, господин, — все еще хриплым голосом сказал дед. В руках у него был тяжелый кувшин, видимо, с водой. Он опустил его на пол, вытащил откуда-то широкую миску, поставил ее на низенький столик и, кивнув в сторону миски, вновь сказал: — Умываться.
Сашка склонился над миской и подставил ладони, сложив их лодочкой, под тугую водяную струю, хлынувшую из кувшина. Ох, как же здорово разгоряченную, потную со сна кожу освежить холодной водой. Еще лучше это было бы сделать рядом с колодцем, окатывая себя с головы до ног прямо из ведра. А еще лучше — принять нормальный человеческий душ в нормальных, цивилизованных условиях. Но здесь уж ничего не поделаешь. Сам виноват. Подписался на это шоу, теперь живи по его правилам.
Умывая лицо, Сашка неожиданно ощутил под своими ладонями нежный пушок вместо привычной уже мужественной щетины. «Надо ж, оброс как, — подумалось ему. — И когда только успел? И выросло-то черт знает что, а не борода. Перья какие-то…» Ему никогда еще не доводилось отпускать бороду, и та несолидная растительность, наличествующая сейчас на его лице, свидетельствовала о том, что лучше этого ему не делать и в дальнейшем.
Сашка тронул слугу за плечо, пару раз гукнул, изображая из себя идиота, и сделал несколько жестов, пытаясь изобразить как можно нагляднее процесс бритья.
— Бриться? Господин хочет побриться? — переспросил камердинер, обрадовавшийся собственной догадливости. — Я мигом, одна нога здесь, другая там. Побрею вас в лучшем виде, батюшка Тимофей Васильевич.
Дедок как мог энергично затрусил вон из комнаты. Вернее, энергичнее обычного задвигалась верхняя половина его тела, а ноги так же шаркали и цеплялись за пол, как и при более спокойном способе передвижения. Сашка не мудрствуя лукаво тут же вновь завалился на кровать, верный старому армейскому принципу — лучше сидеть, чем стоять, и лучше лежать, чем сидеть. И правильно сделал, потому что дедок вновь заявился не ранее чем через пятнадцать минут.
— В лучшем виде, все сделаем в лучшем виде, — бормотал он себе под нос, усаживая Сашку на стул и обвязывая вокруг шеи полотенце.
Второе полотенце он окунул в принесенную керамическую посудину с кипятком и, отжав и охладив его парой взмахов, обернул Сашкину физиономию. Пока компресс распаривал кожу (Сашке еще ни разу в жизни не доводилось баловать себя подобными процедурами), дедок накапал воды в чашку с серым порошком и взбил его пышной кистью с костяной рукоятью, покрытой причудливой резьбой. Сашка так засмотрелся на эту резьбу, где были и фантастические, сказочные звери, и виноградная лоза с искусно вырезанными мелкими листиками, что не заметил, как камердинер снял с лица компресс, намазал его серой пеной, и опомнился лишь тогда, когда узрел прямо перед собой огромную бритву, размерами и формой больше походившую на косу. Руки у деда тряслись мелкой дрожью, и жуткая бритва так и ходила вверх-вниз перед Сашкиными глазами.
— Эй-эй-эй! — заорал Сашка. — Осторожнее! — Он выхватил бритву у деда из рук. — Спасибо, но я лучше сам. Зеркало где?
— Ай-яй, — засуетился камердинер, удивленный Сашкиной реакцией, — а зеркала-то и не принес. Я сейчас… Одна нога здесь, другая там.
— Стой, я сам, — попытался остановить его Сашка, но куда там. Дед уже скрылся за дверью.
Судя по уже имеющемуся опыту, ждать придется достаточно долго, поэтому Сашка снял с шеи полотенце, стер со щек пену и отправился самостоятельно искать зеркало.
Вчерашним вечером ему показалось, что он уже более-менее изучил топографию дома, но сегодня, спустившись из своего терема, никак не мог попасть на тот этаж, который вчера обозначил для себя как второй. Толкнулся с лестницы в одну дверь и попал на чердак, сунулся в другую, оказался на веранде. Той двери, которая ему была нужна, на месте не оказалось. Тогда он вышел на веранду, прошел по ней до ближайшей двери, ведущей в дом, и открыл ее. Но прохода на второй этаж и здесь не оказалось. Была лишь лестничная площадка и лестница, ведущая вверх и вниз. «Пойду вниз, выйду во двор, — решил он, — а уж там я легко найду вход, в который заходил вчера». Он спустился еще на этаж, отворил дверь и… оказался в людской.
— Ой-ой, мамочки, больше не буду, ой-ой, родненькие, не надо… — со всхлипами причитал девичий голос.
Свет проникал в комнату лишь через одно небольшое окошко, но и этого было достаточно, чтобы Сашка разглядел во всех деталях представшую перед ним весьма неприглядную картину. Посреди комнаты на лавке лежала девушка. Подол у нее был задран и завернут на голову. За плечи ее держала одна девица, на ногах сидела другая. По обе стороны лавки навытяжку, как солдаты на плацу, стояли еще две. В руках у них были прутья, которые они попеременно, с оттяжкой опускали на спину наказываемой, следуя командам Манефы, считавшей удары:
— Семь… Восемь…
— Ой-ой-ой, — орала Фленушка. В том, что это была именно она, у Сашки не осталось ни малейшего сомнения.
— Манефа! Прекрати сейчас же! — как можно грознее постарался прокричать он.
— А? Тимоша? — Повернувшись на крик, она увидела Сашку. — Слушаюсь, батюшка. Прекращаю. Девять… Десять. Хватит, девушки. Идите по своим работам.
Девки по одной стали покидать людскую, поднялась и Фленушка, поспешно оправляя сарафан. Не глядя на Сашку, вытирая рукавом зареванное лицо, вышла вслед за остальными.
— Манефа, тебя матушка вызывает, — соврал Сашка. — За что ты ее так? — сурово спросил он.
— Вам ли не знать, господин, — состроив постную мину и поджав губы, ответила она, проходя мимо Сашки.
Обычно ласковая и приветливая со своим любимым Тимошей, теперь она выглядела обиженной до глубины души и даже перешла с ним на «вы», чтобы особо подчеркнуть эту свою обиду на него. «Ничего, ничего, — про себя решил Сашка, — обижайся, сколько хочешь, но я это так не оставлю. Да это похлеще всякой армейской дедовщины! Что это еще за шоу такое — с телесными наказаниями?» Он последовал за Манефой, и они, ничуть, к его удивлению, не блуждая, сразу попали туда, куда и было нужно. Хозяйку дома они встретили у дверей, ведущих на женскую половину.
— Вызывали меня, государыня Марья Ивановна?