— Тимофей Вельяминов. — Некоторое время он колебался, мучительно соображая, правильно ли он все сделал, и не должен ли он еще изобразить нечто, приветствуя женщину, равную себе по положению.
Но она разрешила все его сомнения, шагнув навстречу и взяв его руку в свои ладони. Этот естественный и совсем недвусмысленный жест почему-то смутил его. Он почувствовал, что заливается краской, как мальчишка. От стыда за себя ему захотелось убежать куда-нибудь, спрятаться от этих зеленых глаз, заглядывавших ему в самую душу и притягивающих его, как магнитом, но ноги словно приросли к земле.
— Так вот вы какой, мой спаситель, — чуть слышно, глухим, внезапно севшим голосом проговорила она. Тут и ее лицо покрылось густым румянцем. Она резко, словно ожегшись, отдернула свои руки и даже спрятала их за спину, словно спасаясь от чего-то.
— Ваша матушка Марья Ивановна писала о вас… Мы с супругом моим, боярином Тютчевым с великой охотой дали согласие за старшенькую свою, за Аленушку. Уж не думала, не гадала, что встречу вас раньше, чем прибудут сваты от вас…
Нельзя сказать, что неоднозначность происходящего, когда каждое движение, каждое слово содержит некий скрытый смысл, когда уста говорят одно, а глаза совершенно иное, укрылась от внимательного взгляда старого воина, взиравшего на эту сцену со стороны.
«Эге-ге, — подумал он. — Когда казак эдак смотрит на чужую жену, это еще ничего, но когда чужая жена так смотрит на казака, то жди беды. Пора спасать положение».
— Гм, гм, — откашлялся Адаш. — Сударыня, едем мы ко двору великого князя по важному государственному делу. Поэтому, хоть и не уполномочен на то боярыней Вельяминовой, должен сказать, что, пока Тимофей Васильевич с делом этим не покончит, сватовство придется отсрочить. А тут еще такая незадача получилась — украл проклятый купчишка у нас письма к великому князю. Так что, сударыня, благодарим за гостеприимство, но нам пора в путь-дорогу.
— Нет-нет-нет, — с искренним жаром воспротивилась хозяйка, — голодными я вас из своего дома не отпущу. Пожалуйте завтракать, а уж потом можете хоть на край света отправляться. А за это время Епифаний, может, и лошадок раздобудет.
— Ну разве что только перекусить на скорую руку. — Адаша, похоже, не могли лишить аппетита ни самые большие проблемы, ни самые крупные неприятности. — Ты как, государь?
— М-м-м-да… — согласно кивая, промычал Сашка.
Кострома стала первым городом, увиденным Сашкой в этой своей новой жизни, где кто-то зачем-то поменял ему не только имя и биографию, но даже и внешность. Если бы только это… Но сменилась и эпоха! По чьей-то злой (или доброй) воле ему пришлось срочно переквалифицироваться из рядового жителя постиндустриального мегаполиса в вельможу-феодала, втянутого в распри и интриги, кипящие на самом верху государственной власти. И как скверно все началось! Сквернее не бывает. С одной стороны, можно, конечно, сказать, что парень оказался просто не готов к столь ответственной миссии, а с другой… Ведь это ж надо — умудриться потерять важные документы! Но ведь любому горожанину известно (неважно, XXI это век или XIV) в дороге рот не разевай — чемоданы уведут.
Размышляя подобным невеселым образом, Сашка входил в столицу великого князя Дмитрия Ивановича. Город был окружен широким рвом, за которым высился высокий земляной вал, ощетинившийся в несколько рядов частоколом. Улицы были широки и просторны (береглись пожаров), дома велики, добротны и в то же время изысканны. Видно было, что простого народишку среди жителей столицы нет. Те, кто победней да поплоше, селились в слободах, за крепостным рвом. Сашка и Адаш наугад сунулись в какой-то переулок, из него попали на оживленную улицу, приведшую их на большую площадь, заставленную торговыми рядами. За площадью высились могучие белокаменные стены великокняжеского кремля.
— Одного не пойму, — сказал Сашка, любуясь величественными кремлевскими укреплениями, — если он великий князь Владимирский, то какого черта столица его в Костроме, а не во Владимире?
— Ваш вопрос, юноша, тешит мое самолюбие. — Адаш снял шапку и погладил себя по бритой голове, как бы стараясь пригладить всклокоченный оселедец. — Я нахожу там, где никогда не искал. Оказывается, я, в смысле знаний и образованности, могу дать сто очков вперед ученому монаху, имеющему наглость выступать в роли учителя. Владимирский, юноша, он не потому, что сидит во Владимире, а потому, что владеет миром. Понятно? Влади-мир. Владеть миром то есть.
— Спасибо, что объяснил. Я действительно не знал, — поблагодарил Сашка. — Ну что, двинули во дворец к Дмитрию?
— Окстись, государь, — урезонил его Адаш. — Незнамо какие люди, без поручителей, без грамот… Да охрана нас в бердыши возьмет.
«Что ж это я? — удивился сам себе Сашка. — Боярыня Тютчева, что ли, так на меня подействовала? Совсем башкой поплохел. И то верно, какая ж охрана на режимный объект пропустит двух никому не известных людей, да еще без документов? Здесь хоть и не XXI век, но доверчивых идиотов, кроме нас с Адашем, похоже, не наблюдается».
— Постой, хлопчик. — Адаш ухватил за воротник потасканного кожушка пробегавшего мимо мальчишку. — Дом боярина Федора Вельяминова знаешь где?
— Это который Воронец, что ли? — шмыгнул носом мальчишка.
— Он самый.
— Дашь копейку, провожу. Да воротник отпусти, деревня. Я тебе не смерд какой-нибудь…
Сашка одной рукой перехватил руку Адаша, уже вознамерившегося отвесить подзатыльник свободолюбивому столичному жителю, а второй бросил пацану медную монету:
— На! Веди.
Мальчишка мгновенно вывернулся из Адашевых лапищ и, с ловкостью цирковой обезьяны поймав монетку, сунул ее за щеку.
— Давай, дядьки, не отставай! — и дунул во всю прыть.
Остановился он минут через десять напротив богатого дома, размерами не намного уступавшего родному дому Тимофея Вельяминова.
Адаш только собрался обрушить свой кулачище на воронцовскую калитку, как Сашка остановил его. Над калиткой он заметил висящее на шнурке кольцо. Сашка трижды дернул его, и где-то вдалеке ему заливисто ответил колокольчик. Адаш с удивлением поглядел на Сашку. С подобным нововведением он сталкивался впервые. Раздался шум хлопнувшей двери и хрусткий звук шагов по утоптанному снегу.
— Кто таков? По какому делу?
— Самко, ты, что ли? — обрадовался Адаш, узнавший голос старого сослуживца.
— Адаш?..
— Я. И младший боярин Вельяминов — Тимофей — со мной.
Калитка распахнулась, два усача крепко обнялись.
— А это — господин мой, боярин Тимофей, — представил Сашку Адаш. — А то — сотник Самко.
— Здравствуйте, государь, — поклонился Сашке Самко. — Пожалуйте в дом. Боярин дома и братец ваш тоже… — И добавил как бы между прочим: — Сотник-то сотник, да только без сотни.
— Почему? — удивился Сашка.