– И чего ты веселишься, чертушка?
– Как это чего? Наш ампаратор в шатре спит, зачем ему с самим собой посольствами обмениваться?
– Звание Великого князя выше будет, так что не путай Божий дар… От Базилевса послы.
– Так там же кастраты правят.
– Не кастраты, а евнухи. Впрочем, разницы нет, но на троне все равно не они сидят. Ладно, боец, показывай своих грекосов.
– А я здесь останусь, – заявил Глушата. – Что я, иноземных харь ни разу не видел? Они же все одинаковые, словно опята сушеные, одного от другого не отличишь – черные да сморщенные. Лучше буду княжеский сон сторожить. Рома, наливай!
…А Николай спал сном праведника, уставшего от богоугодных дел и поисков истины, и ничто не могло помешать его отдыху. Даже разухабистые песни стражей, прерываемые звоном кубков, только убаюкивали – после грохота пушек любой шум покажется колыбельной песенкой.
А может, и не покажется, может, есть она на самом деле, эта колыбельная. Рядом с князем, привычно обняв колени руками, сидела русалка и что-то чуть слышно напевала. Ласковый голос мягко наполнял шатер, и Шмелёв улыбался во сне, должно быть, увидев что-то хорошее и радостное. И пусть ее, Яны, нет во снах любимого, пусть. Пусть он видит свою далекую семью, отделенную сотнями лет и сотнями миров, пусть… И пусть хранит им верность.
Удивительно, но Яна не ревновала, только грустное чувство легкой зависти к той, неведомой, сжимало порой сердце. И гордость за человека, знающего, что такое любовь и верность. А она подождет. Год, два, десять… Потом… Когда-нибудь потом…
Из-за опущенного полога послышалось деликатное царапанье.
– Базека, ты? Заходи.
– Кто же еще? – Кот ученый проскользнул в шатер и устроился на мягких шкурах. – Извини, что отрываю от дел. А, впрочем, какие там у тебя дела… Все грустишь?
От Базеки истинное положение дел скрыть было невозможно, и русалка просто кивнула.
– Оно и понятно, – заключил кот. – Может, прервем твое грущение? Там румийцы приперлись целой делегацией.
– Послал бы в задницу.
– Не хотят.
– А чего они хотят? Чего надо-то?
– Я почем знаю? Хотя догадываюсь – опять жаловаться будут.
– Мы же их не трогали еще.
– Заранее жалуются, сволочи.
– Князя будить?
– Конечно. Глядишь, не выспавшись, злее будет. Давай, поднимай.
– Красиво идут, особенно музыканты, – одобрил Серега.
С высокого холма, куда срочно перетащили княжеский шатер, открывался неплохой вид на приближающееся посольство, медленное и печальное.
– И чего красивого? – не согласился Шмелёв. – Папуасы, бля… Наверное, хотят на нас впечатление произвести. Или купить.
– Сомневаюсь, что именно нас, – вставил Патриарх. – Не к Орде ли шли?
– Хотя бы и так, – вмешался Базека, у которого при виде богатых одеяний гостей заплясали в глазах золотые огоньки. – А попали к нам. А мы – скифы с раскосыми и жадными очами. Кстати, а кто придумал встать на самом солнцепеке?
– Можешь в теньке полежать, высокая политика без тебя прекрасно обойдется.
Кот и вправду послушался мудрого совета и смылся в шатер, откуда сразу же послышалось смачное чавканье. Ясное дело – скиф, только кошачий.
А посольство все приближалось с приличествующей случаю неторопливостью. Величавость момента слегка портили унылые физиономии конвоя имперских гвардейцев, которых перед тем вежливые лешаки встретили загодя и попросили разоружиться. Грубо попросили, честно сказать. С преизрядным рукоприкладством. Грекосы же, во избежание международного скандала и последующих осложнений, предпочли посчитать сие действие небывшим, но обиду, скорее всего, затаили. Не иначе от нее такие постные рожи.
Если не брать во внимание бесчисленных секретарей, слуг, носильщиков с громадным сундуком и просто множества подозрительных личностей, послов было трое. Первый, видимо, самый главный, чернявый и тощий старик, а два других – рангом помельче, но мордами шире. Так вот они какие – румийские кастраты! На баб похожи, только фигуры подкачали – безобразные фигуры, надо сказать. Ну… чай, с ними не спать. Тьфу-тьфу-тьфу, прости, Господи!
Тощий первым подошел к князю и поклонился. Коля слегка качнул головой, обозначая приветствие.
– Великий Император приветствует моими устами правителя здешних земель.
Шмелёв внутренне подобрался и услышал за спиной возмущенный ропот. В переводе с тонкого языка дипломатии, его только что оскорбили, фактически в душу плюнули и растерли грязным сапогом. Проще сказать – отказали не только в праве называться князем, но и поставили под сомнение законность власти вообще, не говоря уже об управлении другими народами и землями. Сиди, мол, в своем болоте, варвар!
«Что же… вы сами этого захотели».
– Глушата где? Тут к нему гости приехали!
Патриарх ткнул Шмелёва локтем в бок и зашипел:
– Сдурел? Черта на царство?
– На княжество. И успокойся, это временно – минут десяти хватит.
Из-за шатра выскочил верхом на козле пьяный до изумления рогоносец и изобразил великую обиду:
– А чо сразу я? Больше некому?
– Вот это видел? – Николай показал кулак. – Гостей принимай.
– Они чо, ко мне? – Глушата покачнулся в седле, громко икнул и с трудом сосредоточился, вникая в ситуацию. – А-а-а… так бы сразу и сказал! Эй, почтеннейшие, вы по процедурному вопросу? Обождите.
Румийцы побледнели от ужаса и попадали на колени, только сопровождавшие вельмож музыканты разбежались с криками, побросав инструменты. Выбравшийся из шатра кот послал несколько человек прибраться – и не так уж нужно, но жаба душит при виде валяющегося бесхозным имущества.
А черт обиженно хлюпнул пятачком:
– Ну и чо? Куда все свинтили? А кто копыто мое лобызать будет? Эй ты, старый хрен, чего молчишь?
Грекос в ответ только воздух ртом хватал. Глушата сплюнул ему под ноги и обратился к Николаю:
– Яну можно позвать? А то я рыбьего языка совсем не понимаю. Сам видишь – только жабрами хлопает.
– Но я думал… – наконец-то произнес посол. Но разве можно перебивать нетрезвого черта?
– А ну заткнись! Молчать, я спрашиваю! Меня на сегодня назначили повелителем – не с хреном собачьим разговариваешь! Еще вопросы? Молчать! Что? Молчать! – Рогоносец соскочил с седла, невероятным усилием удержал равновесие и, бесцеремонно сковырнув замок, поддел вилами крышку стоящего на земле сундука. – Чего это у нас? Ага, а у нас тут золото и камушки… Это всё мне? Молчать!
Глушата не стал дожидаться ответа, только махнул рукой, и два здоровенных лешака утащили драгоценные дары в шатер. Следом прошмыгнул алчно потирающий лапы Базека. Но вот наконец-то посол совладал с собой и выдавил через силу: