— Господа! Какого наказания заслуживает королевская дочь, принимающая по ночам молодого человека в своей опочивальне?
Советники в растерянности переглянулись: они совсем не ожидали подобного вопроса; посовещавшись и начиная догадываться, о чем идет речь, они единодушно отвечали, что в любви — а дело, как видно, касалось любви, — самым мудрым было бы простить виновную.
Карл выслушал с важным видом и, немного подумав, продолжал:
— Какого наказания заслуживает молодой человек, который ночью пробрался тайком в опочивальню королевской дочери?
И все, догадавшись по румянцу Эгинхарда, что перед ними один из провинившихся, отвечали, как и раньше:
— Государь! В вопросах любви самое мудрое — простить виновного.
— А вы, господин секретарь, что думаете по этому поводу? — спросил Карл Великий у Эгинхарда.
— Государь! — твердо отвечал Эгинхард. — Ежели бы я обладал решающим голосом, я бы вам посоветовал предать молодого человека смерти.
Славный король Карл вздрогнул, заслышав в словах секретаря твердые нотки; он некоторое время не сводил строгого взгляда с Эгинхарда, потом заметил:
— Предать смерти было бы, пожалуй, чересчур жестоко, господин советник. А вот пусть-ка совершившие преступление убираются прочь и никогда не показываются нам на глаза.
Эгинхард молча встал, почтительно поклонился королю и, не произнеся ни слова, вышел из зала Совета.
Тем временем приговор был передан Эмме. Несчастная девушка сначала безутешно плакала, а потом решила, что наказание не такое уж суровое, какого следовало бы ожидать. Не ища встречи с отцом, не пытаясь его разжалобить, она сняла роскошное платье, драгоценности, украшавшие ее руки и волосы, надела простое холщовое платье и, поцеловав порог комнаты, которую она покидала навсегда, ушла из родительского дома; вытирая слезы волосами, она зашагала по тропинке, выходившей на большую дорогу. А на соседней тропинке она приметила человека, который брел с опущенной головой; принцесса узнала в нем Эгинхарда. Так они и шли до тех пор, пока тропинки не вывели их на большую дорогу; там принцесса протянула юноше руку, и он прошептал:
— Что осталось мне в целом свете, кроме тебя? Кто будет любить тебя, как я?
Эгинхард взял Эмму за руку, прижал ее к груди, и они молча зашагали вместе, похожие на изгнанных из рая Адама и Еву.
А тем временем король, убежденный в справедливости и мягкости своего суда, — славный король Карл! — страдал, быть может, больше других; для него миновала пора заблуждений молодости и сладких слез любви, которые помогли бы ему переносить изгнание, потому что ведь любой одинокий человек — изгнанник, а он чувствовал свое одиночество с тех пор, как его любимой Эммы, его нежной пчелки, не стало рядом. Тогда он решил найти утешение в том, что любил более всего на свете: в охоте и войне; но даже во время сражения на поле битвы не мог он не думать о своей дочери. Когда король возвращался с охоты, дочь не встречала его на ступенях дворца, и некому было теперь приготовить ему косулю, которую он приносил с охоты; кто знавал его в те времена, когда дочь еще была с ним, поражались происшедшей в короле перемене: с его лица совершенно сошел румянец, а голова поседела от горя.
Карл Великий отправился в Рим, и там папа Лев провозгласил его Римским императором. Однако вторая корона была Карлу только в тягость, и он возвратился из Рима в Ахен еще более печальным и мрачным, чем до отъезда; королевские советники, от всей души желавшие возвращения двух изгнанников, разослали на их поиски во все стороны гонцов, но все было напрасно. Никто ничего о них не ведал; они исчезли, словно их несчастье подобно злому гению унесло их из этого мира.
Так прошло еще два года; уже в шестой раз спускалась на землю осень с тех пор, как Эмма и Эгинхард были изгнаны из дворца. Император Карл Великий решил поохотиться в Лоденвальдском лесу. Лес этот славился дичью, а король не бывал там со времен своей молодости; он надеялся, что боль его поутихнет, когда он вновь увидит те самые места, где ему было когда-то хорошо.
Славный император отправился на охоту в надежде, что так и будет, но вместо того, чтобы преследовать оленя, он пытался угнаться за собственной мыслью и не заметил, как заблудился, а спохватился только тогда, когда свитские остались далеко позади и не могли слышать его охотничьего рога.
Впрочем, такое случалось с Карлом Великим и раньше. Он не торопясь ехал все дальше, ничуть не беспокоясь о случившемся. Однако к полудню стало так жарко, а славный император так устал, что спешился; король отцепил меч, потому что ему мешала перевязь, прилег в тени густого дерева и вскоре заснул, убаюканный журчавшим у него в ногах ручейком.
Спустя два часа Карл Великий пробудился и, оглядевшись с некоторым беспокойством, как это бывает со сна, заметил хорошенького мальчугана с длинными светлыми волосами, усевшегося верхом на его меч и державшегося за перевязь, словно то была уздечка его скакуна. Император некоторое время разглядывал юного наездника, а тот не замечал, что законный владелец его коня пробудился и в изумлении взирает на очаровательного ребенка, чудом оказавшегося в дремучем лесу. Король почмокал губами, как делал когда-то, подзывая Эмму. Малыш сейчас же обернулся; вместо того чтобы подойти к королю, он пустил своего коня в галоп и со смехом скрылся за деревьями. Славный император понял: пропал его добрый меч, ежели он за ним не поспешит, — а после дочери он, может быть, больше всего на свете любил свой меч Озорник. Он поспешил вслед за юным охотником, а тот время от времени останавливался, дабы убедиться в том, что император за ним поспевает: он будто вел его за собою, а не убегал от него.
Так они вышли на поляну, и король увидал прелестную хижину, увитую плющом и диким виноградом.
На пороге хижины сидела молодая женщина. При виде короля она поднялась и пошла было навстречу; но не успев сделать и нескольких шагов, она замерла, и краска бросилась ей в лицо; впрочем, смущение не помешало ей принять незнакомца с такой почтительностью, что можно было подумать: несмотря на отсутствие свиты и короны, она признала в незнакомце императора.
Славный король Карл поведал хозяйке хижины о том, как он заснул, как, пробудившись, увидал прелестного мальчугана, игравшего его мечом, и как, наконец, малыш стал убегать, а он погнался за ним и очутился перед хижиной. Молодая женщина подозвала ребенка и, выговаривая ему за шалость, поцеловала его в лоб; потом она забрала у него из рук меч, который мальчик отдал с большой неохотой, почтительно коснулась губами его рукоятки и подала оружие императору.
Тот решил, что женщина поступила таким образом потому, что рукоятка его меча была выполнена в виде креста; король был доволен, что женщина не только красива, но и благочестива; когда же она предложила ему остаться у нее и дождаться свиты, славный император охотно согласился, не заставив себя упрашивать.
Молодая женщина тотчас вошла в хижину и вскоре появилась на пороге, держа в руках поднос с фруктами и прохладительными напитками. Император уселся на траву, мать и сын ему прислуживали, и он откушал с таким удовольствием, какого ему уж давно не доводилось испытывать.