Перед машинным зданием во дворе все стояли тесной толпой. Сначала пламени не было видно, только густые клубы дыма, но вскоре вырвалось и пламя, длинные языки пламени.
Люди понемногу отступали перед огнем, который освещал их поднятые вверх лица в тёмном амфитеатре двора. Горячие струи воздуха доходили до них сквозь холод ночи. Затем, когда огонь перебросился на шиферную крышу силовой станции, черепицы начали с треском отскакивать. Они так забавно щёлкали, выскакивая из крыши как горох из барабана, одна, другая, третья, целый град черепиц летел вниз, и каждая описывала в воздухе красивую сверкающую дугу, потом с грохотом падала на бетонные плиты двора.
Толпа отступала все дальше, к стенам конторы, потом дальше, к воротам, и из ворот — на Каупен-стрит. Выпустили Дэвиса и Гальтона. Сейчас это было кстати. Гальтон побежал в контору звонить по телефону. Его никто не остановил. Теперь всё шло как надо. Новый залп черепиц грохнул сверху, и здание ламповой осветилось, затрещало. Гальтон, как бешеный, звонил по телефону. Он позвонил Артуру, Армстронгу, на пожарную станцию. Позвонил и в контору Союза в Тайнкасле. Он сообщил на Биржу, чтобы дали знать всем в районе, кто мог бы прийти на помощь. Потом он стрелой помчался из конторы, чтобы сделать, что возможно. Когда он вышел во двор, докрасна раскалённая черепица просвистела мимо его головы. Пролети она на какой-нибудь дюйм ближе, она бы размозжила ему голову. Черепица грохнулась на пол в конторе, и осколки весело разлетелись во все стороны. Один угодил прямо в мусорную корзинку и зашипел там. В конторе вспыхнул пожар.
Всё происходило с стремительной быстротой. Во дворе шахты появились новые группы рабочих, — десятник по безопасности Форбс, Гарри Огль, кое-кто из администрации, старые шахтёры. Потом явилась полиция, — сержант Роддэм и с ним наряд из двенадцати человек. Гальтон вместе с полицией, десятником и служащими побежал в предохранительную камеру, где Джо Дэвис уже разматывал пожарные шланги. Они вытащили шланги во двор, соединили их с пожарным краном, затем Дэвис включил давление. Шланги, дёргались и отскакивали, и из дюжины прорезов брызнула вода. Кто-то продырявил шланги, приведя их в негодность.
Артур и Армстронг приехали одновременно. Когда позвонил Гальтон, Артур читал у себя в комнате, а Армстронг ложился спать. Оба, придя на рудник, кинулись к группе людей у спасательной камеры. Пламя играло на лицах, то освещая их, то оставляя в тени. Некоторое время они торопливо совещались. Затем Артур побежал в контору к телефону. Но контора была уже в огне.
Наконец, прибыл из Слискэйля пожарный насос, и Кемау наладил шланги. Тонкая струя воды, шипя, брызнула в огонь. Присоединили второй рукав, и полилась вторая струя. Но струи были тонки и слабы. А на руднике больше рукавов не имелось.
События развёртывались все быстрее, и смятение возрастало. Люди метались по двору, ныряя головой вниз среди падающих брёвен и докрасна раскалённых кирпичей. Огонь пожирал все, — дерево, щебень, камень и металл. Время от времени раздавались громкие взрывы, и звук их гремел во всём городе, подобно пушечным выстрелам с моря. На Каупен-стрит сплошной стеной стоял народ — и все глядели, глядели.
Половина площадки над шахтой была уже совершенно разрушена, когда приехал Геддон. Он бежал со станции, проталкиваясь сквозь толпы людей на улицах, на которых от зарева было светло, как днём. В то время как он пытался попасть во двор, мимо со звоном пролетели две пожарные машины из Объединённых копей. Геддон прицепился сзади к последней машине и въехал таким образом во двор «Нептуна».
Силовая станция, спасательная станция, ламповая и насосное отделение — всё сгорело. Свежий ветер раздувал пламя под разрушенным фронтоном конторы. Жара стояла удушающая.
Геддон скинул пиджак и стал помогать только что приехавшим пожарным. Шланг за шлангом посылал мощные струи воды, вздымавшиеся над пылающей площадкой. Среди дыма бурлил пар, образуя в воздухе туманную пелену, которую медленно относило ветром. Взлетели вверх лестницы. Люди бежали, карабкались по ним, кашляли от дыма, обливаясь потом. А ночь шла.
Когда занялась заря, огонь уже не пылал, а только тлел. Холодный серый свет утра осветил ужас разрушения.
Артур, прислонясь к пожарной лестнице, смотрел на обломки надшахтных построек. Вздох вырвался из его груди. Он знал, что внизу дело обстоит ещё хуже. Вдруг он услыхал чей-то крик. Это кричал Геддон.
— Эй, Армстронг! — орал он. — Надо поскорее установить новые насосы.
Армстронг посмотрел на Геддона и пошёл дальше. Он направился к обугленным надшахтным копрам, туда, где стоял Артур у пустой клети. Подойдя, он сказал разбитым голосом:
— Надо бы позаботиться насчёт новых насосов. Надо сейчас же позвонить в Тайнкасл, если это может помочь.
Артур медленно поднял голову. Лоб его почернел, глаза были воспалены от дыма, с лица смотрела полнейшая душевная опустошённость.
— Ради бога, — прошептал он, — ради бога, оставьте меня в покое.
Несмотря на то, что в его дневнике появились новые старательно составленные «меморандумы» под заголовком «Дальнейшие доказательства в пользу сметы Р по „Нептуну“» и какие-то сложные расчёты, Ричард не вполне разбирался в положении дел. Каждый день около полудня он кое-как добирался до конца лужайки, мимо обнажённого ракитника, и опирался на чистенькую белую калитку, которая вела в поле. Это место, откуда он мог видеть только верхушки копров «Нептуна» и ничего более, он именовал «Наблюдательным постом № 1».
Странно, очень странно; никаких признаков, что копры работают: ни пара, ни дыма. Вращаются ли колеса подъёмников? Невозможно определить даже тогда, когда к окружённым морщинами глазам приставляются, на манер телескопа, сложенные щитком трясущиеся руки, как и полагается на «Наблюдательном посту № 1». Странно, да, очень странно.
Однажды в начале января Баррас вернулся с «Наблюдательного поста № 1», одновременно растерянный и торжествующий: до его сознания смутно дошло, что на руднике, как он и предсказывал, неблагополучно. Торжествовал он, конечно, единственно потому, что предсказание его исполнилось. И теперь те его призовут, призовут тотчас же, немедленно, чтобы он выручил их из беды.
Но, несмотря на триумф, он выглядел дряхлым и больным стариком. Ходил он совсем плохо, и даже тётушка Кэрри находила, что в последнее время бедный Ричард слабо поправляется. И сегодня, на обратном пути через лужайку, он шатался и чуть не упал. Походка его напоминала речь заики: заспешит — и остановится, шагает быстро, все быстрее, вдруг шаги обрываются, словно кто-то подставил ему ногу, и он начинает спотыкаться; после этих внезапных остановок он начинал сначала, совершенно так же, как делает заика, пытаясь произнести нужный слог. Однако, несмотря на все эти трудности, Ричард непременно желал прогуливаться в одиночестве, резко и даже с какой-то подозрительностью отказываясь опереться на руку тёти Кэрри. Это было вполне естественно: ведь им насильно распоряжались, за ним следили, ему угрожали. Ему надо было охранять свои интересы. Должен же человек позаботиться о себе!