«Скорбящий» не отводил от него пытливого взгляда. А за его плечом Том Риди шепнул лукаво:
— Чем это он наградил тебя?
Толпа вокруг зашевелилась. Клеть с грохотом опустилась вниз. Сзади кто-то крикнул:
— Полезайте все, ребята! Все полезайте!
Толпа хлынула вперёд. Началась обычная при посадке давка. Дэвид протиснулся внутрь вслед за остальными. Клеть, со свистом рассекая воздух, поднималась всё выше и выше, словно схваченная невидимой гигантской рукой. Навстречу лился дневной свет. Вот она остановилась, с лязгом поднялась перекладина, и люди сплошной, словно спаянной массой высыпали наружу, где ярко светило солнце.
Дэвид вместе с другими опустился по ступеням, прошёл через двор и занял место в ряду шахтёров, ожидавших получки у конторы. Был солнечный июльский день. Его безмятежная прелесть смягчала резкие контуры копра, столбов, вращающихся шкивов клети и даже дымящей вытяжной трубы. Чудесно в такой день уходить навсегда из шахты!
Стоявшие в очереди медленно подвигались вперёд. Дэвид видел, как его отец вышел из клети (он последним поднялся наверх) и встал в конце очереди. Потом он заметил, что в ворота въехал кабриолет из усадьбы. В появлении кабриолета хозяина не было ничего необычного: каждую субботу Ричард Баррас приезжал в контору в час получки, когда рабочие, выстроившись во дворе, ожидали своих конвертов с деньгами. Это превратилось в своего рода ритуал.
Экипаж сделал ловкий поворот, так что его жёлтые спицы засверкали на солнце, и остановился у конторы. Баррас сошёл, прямой и чопорный, и скрылся в главном подъезде. Бартлей, соскочив ещё раньше, возился с лошадью. Артур Баррас, втиснутый в кабриолет между двумя мужчинами, теперь остался в нём один.
Медленно подвигаясь вперёд, Дэвид издали рассматривал Артура, лениво размышляя о нём. Артур неизвестно почему, внушал ему непонятную симпатию: удивительно странное чувство, почти парадоксальное, потому что оно было похоже на жалость. А ему, Дэвиду, жалеть Артура было просто смешно, принимая во внимание условия жизни обоих. Между тем этот сидевший в экипаже тщедушный подросток с мягкими белокурыми волосами, которыми играл ветер, казался ему таким одиноким. Он вызывал покровительственное чувство. И у него был такой серьёзный вид. Эта серьёзная сосредоточенность его лица походила на печаль. Когда Дэвид вдруг открыл, что жалеет Артура Барраса, он чуть громко не засмеялся.
Наступила его очередь подойти к окошку. Он подошёл, взял конверт с получкой, выброшенной ему из окошка кассиром Петтитом. Потом побрёл, не торопясь к воротам, чтобы подождать там отца. Когда он дошёл до столбов и прислонился спиной к одному из них, по улице мимо него проходила Энни Мэйсер. Увидев Дэвида, она улыбнулась ему и остановилась. Она ничего не сказала. Энни редко заговаривала с кем-нибудь сама. Она просто остановилась и улыбнулась Дэвиду в знак дружбы. И ожидала, пока он заговорит с ней.
— Одна, совсем одна, Энни? — сказал он ласково. Энни Мэйсер ему нравилась, очень нравилась. Вполне понятно, что Сэм влюблён в неё. Она такая простая, свежая, уютная. В ней нет никакого чванства, она — такая, как есть. За Энни глупостей не водилось. Почему-то она напоминала Дэвиду живую серебристую сельдь. Но Энни была далеко не миниатюрна и не имела ни малейшего сходства с селёдкой. Это была рослая, ширококостая девушка одних лет с Дэви, с пышными бёдрами и красивой тугой грудью; на ней было синее шерстяное платье и грубые чулки ручной вязки. Энни сама вязала себе чулки. Она не прочитала за свою жизнь ни одной книги. Но чулок связала очень много.
— Я сегодня в последний раз здесь, Энни, — сказал Дэвид, заговорив с ней только для того, чтобы она не ушла. — Расстаюсь с «Нептуном» навсегда… с водой, грязью, пони, вагонетками и всем прочим.
Она терпеливо улыбнулась.
— И ничуть не жалко, — добавил он. — Уверяю тебя, ничуть.
Энни понимающе кивнула головой. Наступило молчание. Она оглядела улицу. Кивнула Дэвиду со своей обычной приветливостью и пошла дальше.
Довольный, ом смотрел ей вслед. И вдруг вспомнил, что Энни собственно не произнесла ни одного слова. Но, несмотря на это, каждая минутка, проведённая в её обществе, доставляла ему удовольствие. Такова уж была Энни Мэйсер!
Дэвид снова оглянулся, ища глазами отца: но Роберт был ещё далеко от окошка. Как Петтит копается сегодня! Дэвид снова прислонился к воротам, постукивая ногой о столб.
Вдруг он заметил, что и за ним тоже наблюдают: Баррас в сопровождении Армстронга вышел из конторы, и оба, хозяин и надсмотрщик, стояли теперь у экипажа и смотрели прямо на Дэвида. Он решительно встретил эти взгляды, не желая смиряться перед ними; в конце концов разве он не уходит из шахты? Теперь ему наплевать. Баррас и Армстронг с минуту ещё продолжали разговор, затем Армстронг почтительно улыбнулся хозяину и поманил рукой Дэвида. Тот, поколебавшись было, всё-таки направился к ним, но старался идти медленнее.
— Мистер Армстронг сказал мне, что вы получили стипендию в Бедлейском колледже.
Дэвид видел, что Баррас в превосходном настроении, тем не менее маленькие холодные глазки хозяина смотрели пронизывающе.
— Очень рад был услышать о вашем успехе, — продолжал Баррас. — А что вы думаете потом… окончив колледж?
— Буду готовиться к экзаменам на звание бакалавра словесности.
— Словесности? Гм… А почему вы не выбрали профессию горного инженера?
Что-то в тоне Барраса заставило Дэвида ответить вызывающе:
— Меня это дело не интересует.
Вызов скользнул по Баррасу так же бесследно, как капля воды по холодному камню.
— Вот как? Не интересует?
— Нет, мне не нравится работать под землёй.
— Не нравится, — равнодушно повторил Баррас. — Так вы хотите готовиться в преподаватели?
Дэвид понял, что Армстронг все рассказал ему.
— Нет, нет. Я на этом не остановлюсь.
Он тут же пожалел, что у него вырвалось это замечание. Порыв возмущённой гордости заставил его разоткровенничаться. Он почувствовал всю неуместность этой откровенности здесь, когда он стоит в грязном рабочем платье, а Артур из кабриолета смотрит на него и слушает.
Он показался себе чем-то вроде тошнотворного героя автобиографического романа «От хижины до Белого Дома». Но из упрямства не хотел отступать. Если Баррас спросит, он ответит ему прямо, что намерен делать в будущем.
Но Баррас не проявил никакого любопытства и как будто не заметил враждебности. Спокойно, точно не слыша слов Дэвида, он поучительным тоном продолжал:
— Образование — прекрасная вещь. Я никогда никому не становлюсь на дороге. Дайте мне знать, когда вы окончите учение в Бедлее. Я член попечительного совета и мог бы устроить вас в одну из школ нашего графства. У нас всегда имеются вакансии для младших учителей.
Глаза его под сильными стёклами очков, казалось, отодвигались все дальше от Дэвида. С тем же отсутствующим видом он сунул руку в карман брюк и вытащил целую горсть серебра. Со своей обычной неторопливостью выудил монету в полкроны, как бы взвесил её мысленно; затем положил обратно и взял вместо неё монету в два шиллинга.