– Знаешь, а ведь я понял – тебе с ним хорошо. Со мной так не было, – вдруг с тоской произносит Костя, забирая у меня бутылку, чтобы сделать пару жадных глотков. – Я смотрел на вас тогда, у него, и видел, насколько тебе в кайф с ним. Ты никогда не была такая со мной. Ты до меня снисходила, а ему отдаешься, вся отдаешься, и внутри, и снаружи.
– Видимо, дело в нем, да? – Я пожимаю плечами, хотя в душе удивилась наблюдательности. – Почему мне не было так с тобой?
– Я тебя давил. А он тебя чувствует, это видно.
– Почему Бог не дает понять очевидные вещи тогда, когда надо, правда? А всегда только в тот момент, когда уже поздно? – Я отпиваю еще глоток и смотрю в мрачное лицо Кости.
Я не чувствую к нему уже ни злости, ни обиды – вообще ничего. Я просто констатирую как бы со стороны: красивый мужик, такой красивый, что даже внутри становится больно. И все. Больше – ничего, как будто вот эти руки никогда не прикасались ко мне, эти губы никогда не целовали меня всю, как будто я никогда с ним не была. Надо же…
– Поздно? Зачем ты так говоришь?
– Ну, неужели ты не понимаешь, Костя, что я никогда не вернусь к тебе? Я никогда не уйду от него, если только он сам не прогонит.
– Дура ты.
– Возможно…
Я понимаю, что надо развернуться и уйти, не делать ему хуже и больнее, чтобы он, защищаясь, не сделал больно мне. Пора научиться ограждать себя от негатива, да…
Я ухожу молча, даже не оборачиваюсь, просто тихо сбегаю в кабинет и трусливо жду, когда Костя уйдет. Потом понимаю, что он не выпустит меня отсюда без продолжения, будет скандалить и вынимать душу. К счастью, есть запасной выход, им-то я и воспользуюсь, а с улицы позвоню вахтеру и попрошу запереть зал. Все просто.
Все-таки есть грань, за которую перешагивать нельзя. Даже не так – не нельзя, а невозможно. На это нет сил – ни физических, ни моральных. Он никогда не смог бы убить кого-то. Никогда, и, наверное, это к лучшему. Нежно целуя запекшиеся от крови губы очередной девушки, он про себя подумал – «живи, милая. Я ведь не Бог, чтобы лишать тебя жизни. У меня нет на это полномочий».
И это словно должно было служить ему своеобразным оправданием…
* * *
Воскресенье не задалось сразу, с самого утра. Мы тихо-мирно проснулись около десяти, прямо как примерные супруги, попили кофе и поехали покупать мне ноутбук поменьше и полегче. И что же обнаружилось прямо у подъезда? Да, все верно – припакованный «Фольксваген» Кости и он сам, спящий на разложенном сиденье. Маразм…
Джер помрачнел, скривился и что-то пробормотал, я, правда, не расслышала. Но до магазина мы ехали в гробовой тишине, и у меня было ощущение, что я должна чувствовать себя виноватой за то, что вытворяет этот придурок Костя. Джер, правда, ничего не сказал, но мне жутко не понравилось выражение его лица – оно делается таким мертвым, когда он сильно зол.
После получасового вояжа по магазину выходим с покупкой. Я даже забываю о том, что Джер сердит, так приятно делать себе именно такие подарки, как сама захочешь. Однако в машине Джер садится со мной на заднее сиденье, забирает коробку и, бросив ее вперед, сжимает мои запястья так, что становится больно:
– Что?
– О чем все-таки ты разговаривала с ним в клубе?
– Я рассказала тебе все до последнего слова. Отпусти, мне больно!
– Так же, как мне? Так же, как мне – когда я его вижу? – Джер смотрит мне в глаза, и я вообще не понимаю уже, что и кому должна.
– Джер… не надо… я клянусь, что не обманула тебя! Подумай сам: если я не могу даже слышать его голос по телефону, так стала бы вообще какие-то дела с ним иметь?
У Джера как будто пелена с глаз падает – он смотрит на свои ручищи, сжимающие мои запястья так, что уже проступают пятна, на меня, готовую заплакать, трясет головой и прижимает меня к себе.
– Прости, Лори, я что-то… больно? – Он гладит покрасневшие руки, целует их. – Я просто спятил, деточка. В самом деле, разве ты, если бы хотела, не нашла повода? Прости меня.
Он начинает как-то лихорадочно обнимать меня, целовать, бормоча извинения, и я понимаю, как сильно он переживает, как ему плохо оттого, что Костя снова возник в нашей устаканившейся было жизни. Я вцепляюсь в него, обнимаю и прижимаю к себе, глажу по лицу и шепчу на ухо:
– Джер… Джер, не надо… я не сержусь, я все понимаю. Ты только не обижай меня вот этим недоверием, ладно? Я тебе не вру – ты единственный человек, которому я не вру, понимаешь? Я все сделаю, что ты скажешь, все, что захочешь – ты только скажи… А хочешь, я его убью, а?
Джер пугается так, как будто я пообещала организовать покушение… ну, на президента Америки, скажем. Он трясет меня за плечи и шипит в самое лицо:
– Да ты что?! Спятила совсем?! А я?! Как ты можешь даже думать такое, не то что говорить?!
– Ну, все-все, я пошутила! Успокойся…
– Чтобы я больше не слышал от тебя таких глупостей!
– Да… я больше не скажу, не бойся… я просто не подумала, Джер…
– Ох, Лори… – выдыхает он, поглаживая меня по плечам. – С тобой не соскучишься…
…И только поздно ночью, лежа в руках уснувшего Джера, я позволяю себе подумать о том, что сегодня Костя весь вечер отсвечивал в клубе. Сбивал меня с настроя и мешал работать уже одним своим присутствием на балконе второго этажа, когда мы со Славиком работали с группой. Я путала шаги, Славик злился и орал, я огрызалась, он тоже… короче, урок мы сорвали.
– Сдурела, да? – поинтересовался мой нахальный молодой партнер, когда мы с ним поднимались в кабинет. – Ты что творишь-то? Как будто первый раз в пару встала!
– Так, все! Хватит! – не выдержав, взорвалась я. – Ты где взял моду повышать на меня голос? Кто ты такой, чтобы орать на меня?!
И Славик, смутившись, отступил назад, отстал…
Потом меня вывел Джер, приехавший за мной к дому около одиннадцати. Мы поехали к нему, как и договаривались, а там оказалось, что ужин Джер решил не готовить, забыв, что я в последний раз ела около часа дня, а потом работала. В итоге он на ночь глядя поехал в супермаркет, а я осталась сидеть в аське и трепаться с Геллой.
Джер вернулся поздно, почти в два часа – ближайший супермаркет оказался закрыт, и мой неуемный любовник рванул в центр. Я уже перехотела есть, но чтобы не обижать его, мужественно умяла салат и отбивную. Ну да, в два часа ночи – самое оно… Диета!
Ночью Джер как-то уж очень нехарактерно для себя обнимает меня. И я сквозь сон слышу:
– Если с ней что-то произойдет, я не прощу… никогда не прощу, не успокоюсь… не допусти этого, прошу… больше ничего не нужно, только не допусти этого – с ней…
Эта торговля с Богом мне непонятна – что может случиться со мной, когда Джер рядом? Глупости…
* * *