Джер открывает глаза и сразу вскакивает, заметив, что я уже не сплю:
– Лори! Господи, детка, ну, ты как?
– Сам видишь… дай мне попить.
– Нельзя. Сейчас, погоди… – Он берет марлевую салфетку, смачивает минералкой и кладет мне на губы. – Вот так… – Осторожно взяв мою руку, он подносит ее к своему лицу, прижимает к щеке. – У тебя температура, что ли? Горячая вся…
– Бывает… после переливания… – бормочу я. – Джер…
– Не надо, а? – перебивает он, сразу поняв, что я хочу сказать. – Я не желаю обсуждать это. Если ты собираешься оправдываться, так не будь дурой – я прекрасно знаю, на что может пойти охреневший мужик и что может противопоставить ему женщина. Так что успокойся, я ни на секунду не подумал, что ты оказалась у него сама, по своей воле. Иначе не лежала бы сейчас тут. Меня другое поразило… Он не побоялся сам тебя в больницу привезти – знал, что ты его не сдашь. Слишком хорошо он тебя изучил, Лори. Ты ведь ничего не скажешь дознавателям, ведь так?
Я плачу. Джер присаживается на корточки около кровати, прячет лицо у меня на плече и бормочет что-то на ухо. Я не понимаю слов, но чувствую, что он меня уговаривает, как ребенка. Проваливаюсь в сон так же неожиданно, как и проснулась.
Утренний обход застает нас в обнимку, и Джер, увидев толпу врачей, моментально встает и выходит из палаты. Заведующая отделением выслушивает отчет оперировавшего меня врача, качает головой и, когда все выходят, задерживается и спрашивает:
– Похоже на изнасилование, ведь так?
– Я не хочу это обсуждать.
– Ну, дело твое. Имей в виду: после таких травм не рожают. И даже не то что не рожают – выносить не могут.
– Мне все равно нельзя.
– Да, я помню – почка, опухоль. Ладно, лежи, отдыхай. К обеду посмотрю, что там у тебя, если нормально – отпущу завтра домой, но на строгий постельный, поняла?
– Да…
Она выходит из палаты, невысокая, со старомодной прической, прямая и такая уверенная в себе и в своем профессионализме, что даже мне уже кажется, что я зря не сказала…
Возвращается Джер, садится на стул и снова берет меня за руку.
– Ты на работу не поехал?
– Не сдохнут без меня. Ты бы позвонила своим, Лори.
– Да, сейчас… Только сначала я Славику позвоню, мне ведь нужно алиби…
Звоню и без всяких выкрутасов говорю, что вчера на работе у меня якобы началось кровотечение, и он меня увез в больницу. Славик не спорит – мы с ним прикрываем друг друга довольно часто, в основном – я его. Потом звоню маме. Она сразу ударяется в панику, но я успокаиваю, говорю, что меня отпустят завтра и приходить ко мне не надо, я в порядке. Сомневаюсь, что ее это удержит…
Убираю телефон, и Джер недовольно произносит:
– Не торопилась бы ты домой, дорогая. Полежи пару дней, ничего не случится. Все-таки это не насморк, Лори.
– Там будет видно, – уклоняюсь я. – Ты не представляешь, как мне больно на спине лежать…
– Помочь повернуться?
– Да, помоги.
Он осторожно поворачивает меня на бок, заходит за спину, задирает больничную рубашку и матерится:
– Да… мать-мать! Там ведь живого места нет… Чем он тебя?!
У меня непроизвольно кривится лицо:
– Сначала ремнем вроде, потом не помню. Я отключалась несколько раз, даже не знаю…
Джер аж стонет от злости, и, когда он возвращается на стул, я вижу в его глазах что-то нехорошее, даже страшное. Мне нельзя отпускать его, я это понимаю, иначе он наломает таких дров, что я буду чувствовать себя виноватой всю оставшуюся жизнь. Но самое страшное даже не это, а то, что открывается дверь палаты и появляется Костя… Я ору от неожиданности, а Джер, вскочив, хватает его за борта халата и втаскивает внутрь, замыкая дверь.
– Не надо! – прошу я, пытаясь сесть, но не могу – сразу больно и внизу, и на спине. – Джер, не надо!
– Лори, не лезь, хватит! Это уже не твое дело!
Костя молчит, только мотается в руках Джера, как тряпичный клоун-марионетка… у меня есть такой…
– Может, мы не будем тут, при ней?.. – выдавливает он наконец. – Поедем, поговорим вдвоем.
– Поговорим?! О чем? О чем я должен разговаривать с тобой – когда вот, – Джер кивает в мою сторону, – когда она тут – такая, а? Сука, молись, что вчера успел свалить!
– Поедем, Джер, пожалуйста… мне надо поговорить, иначе…
– Что?! Что – иначе?! Иначе опять съедешь с катушек и еще кого-нибудь уделаешь?! Может, хватит уже, пора сдаваться, а?!
– Я никогда… ты же знаешь, с ней я держал себя в руках… просто… просто она – моя, Джер, – бормочет Костя, и я вижу, как по его щекам текут слезы. – Я не могу ни с кем, понимаешь?
Джер трясет его так, что мне кажется, еще секунда – и Костя распадется на запчасти – руки-ноги-голова-туловище…
– Тварь, сука, еще только раз я тебя увижу в пределах километра от нее – и ты труп, Костя! Я не шучу. Поехали, пороемся в твоей башке. Выйди, я сейчас… – Он выпускает халат Кости, и тот бредет к двери, оттуда оборачивается, смотрит на меня. Я закрываю глаза, чтобы не видеть…
– Да, Джер… ты даже за Светку не разбирался со мной…
– За Светку – не разбирался. А за Лори порву, понял? Выйди.
Когда дверь хлопает, я осторожно открываю глаза – Джер сидит на краю кровати. Наклонившись, целует меня в губы:
– Ты полежишь пару часиков одна? Просто поспи – или ноутбук тебе дать?
– Джер, не надо, не трогай его…
– Лори, я сказал уже, не лезь! Я сам решу, кого мне трогать, а кого нет.
– Я боюсь за тебя.
– За меня? – удивленно тянет Джер, который, кажется, ожидал услышать совершенно не такой ответ…
– Да, за тебя! Ты натворишь глупостей, и я буду мучиться, зная, что это я тебя не остановила.
– Лори, деточка, да ты что?! – смеется он, осторожно обнимая меня. – Даже не забивай голову. Я приеду к тебе через пару часов, обещаю. Хорошо? Ты меня будешь ждать?
– Я тебя всегда жду…
– Ну, вот и отлично. На тебе твою игрушку, почитай что-нибудь. Или с кем-нибудь поболтай. Все, я скоро.
Он снова целует меня и уходит. На душе у меня неспокойно и тревожно…
Срываюсь я после визита дознавателя. Разумеется, спецсообщение ушло сразу же, и вот рядом со мной на стуле сидит молодой человек в белом больничном халате на плечах. Как же мерзко, господи… И почему на его лице такая едкая ухмылка, какое-то почти нездоровое любопытство? Почему я должна выкладывать какие-то подробности, о которых мне хочется забыть как можно скорее?
– Я ничего не помню, – говорю твердо, но он, кажется, не верит.