Хотя Инвии и наблюдали, однако по-прежнему не знали практически ничего — они словно пытались разобраться в намерениях неизвестного, оставившего на песке свои следы. Молодые драконы, которым было открыто знание, ревниво оберегали свои секреты; они не могли сойти в мир сами, чтобы действовать открыто, или вмешиваться в происходящее с помощью слуг или заклинаний — по воле Бога-Дракона. Они не могли даже выгнуть шеи, чтобы заглянуть за двери своих темниц, чтобы узреть все своими глазами, которые были зоркими и видели мир с четкостью, недоступной остальным. Нет; они лишь совещались друг с другом, бросая смертным обрывки своих измышлений, словно жалкие крохи со стола, но и это действие слишком походило на нарушение законов мироздания — если не являлось таковым. И только Инвии способны находиться в непосредственной близости к воздушным темницам драконов — и ловить оброненное.
Точно так же Инвии часто совещались между собой. Посланницы, вестницы? Нет! Никто не осмелился бы нарушить законы Дракона и рискнуть пробудить Его от сна и узреть в гневе. По крайней мере, не столь открыто. И к счастью, беседы, которые вели крылатые создания у небесных темниц молодых драконов, иногда достигали ушей последних…
А когда дело доходило до вмешательства в дела мира внизу, на земле, Инвии не следовали ничьим приказам. Однако они обладали куда большей свободой действий, нежели плененные драконы.
Амулет, который она носила на запястье, был сделан в присутствии Ксина как раз до изгнания восьми верховных. Возможно ли, что он уже тогда, много веков тому назад предвидел его использование? Время, разумеется, приглушило его силу. Теперь было сложно сказать насколько: она и ее сестры могли лишь чувствовать, как магическая сила угасает и течет по воздуху, но не видеть ее так, как маги. Если осталось достаточно силы, то амулет сможет укрыть старика, даже если он будет бродить по коридорам замка. Если же магия ослабла до предела, второму иномирцу сможет помочь лишь толика его собственной удачи. Но лучше, чтобы ее было много.
Больше из его мира никто сюда не придет, по крайней мере не в этот раз. Вскоре вернутся боевые маги и продолжат охранять вход в другие миры, затем правители замка отыщут способ стабилизировать неожиданно расколовшийся на части барьер между мирами — если таково их желание. Когда вход открылся, это походило на удар по яичной скорлупе — побежали многочисленные трещины, сквозь которые начало сочиться содержимое. И в этом было нечто, намекающее на начало чего-то более великого, нежели можно предположить по происходящему сейчас. Возможно.
Было трудно сказать наверняка, глядя на силуэт шатающегося человека, неверными шагами направляющегося прочь далеко внизу, с неприятной серой аурой, которая похожа на плащ, не способный сохранить тепло; однако наводнения всегда начинаются с незначительных дождевых капель, как говорила ее сестра. По воле Дракона.
Старик пристально смотрел на далекую башню, осознав, похоже, что ему больше некуда идти. Он двинулся к ней. Вот и хорошо. Инвия нырнула вниз со стены и расправила крылья.
* * *
Кейс закрутил крышку на бутылке, намереваясь растянуть удовольствие от скотча, чтобы его хватило на встречу со следующим козлорогим сукиным сыном, который вполне может оказаться способным поджечь его вместо себя. Он шел по кривой. Безрассудное веселье охватило душу старого пьяницы от осознания близости конца путешествия, когда он наконец окажется рядом с Эриком и Шелли, благослови, Боже, ее доброе сердце и других, кого он знал и по кому тосковал. А для этого нужно, чтобы его подпалили и развеяли прах — всего-то! Мать твою, а почему бы и нет?! Он провел целую жизнь, страшась собственной смерти, иногда преисполняясь твердой уверенности, что его ждет адское пламя, однако теперь на сердце стало легко и спокойно. Если суждено сгореть, то что можно сделать, чтобы предотвратить это в настоящий момент? Поздно уже пытаться. Так зачем беспокоиться зря? Он пьяно ухмыльнулся и затянул песню, слова которой позабыл, однако, ничуть не смущаясь, заполнял пробелы отборными ругательствами.
Высокие стены из белого камня вставали перед ним, горизонт выглядел плоским. Башня теперь нависала над ним и казалась частью огромного замка, построенного из сверкающего белоснежного мрамора, местами позеленевшего — судя по всему, от порослей мха и лишайника. Пристальнее присмотревшись к стенам, он заметил тонкие разноцветные паутинки, бежавшие по молочному камню.
Сам замок — если, конечно, это подходящее слово для подобного строения — был таким огромным, что даже сейчас Кейс видел только часть его. Он пристроился среди гор, также сияющих белизной; можно подумать, из одной такой замок и вырезан вручную, слой за слоем, этаж за этажом. Многочисленные окна — круглые, квадратные, забранные стеклом, оставленные как есть — усыпали гигантские каменные плиты.
Хотя замок отчасти ограничивал вид на землю, простирающуюся позади него, Кейс заметил, что ландшафт походил на настольную модель холмов: большие равнины белого или зеленого, небольшие рощицы. Далекие силуэты непонятно чего устремлялись ввысь — то ли дозорные вышки, то ли элементы ландшафта, светлые, словно выступающие ребра самой этой земли, выбеленные солнцем. На самом горизонте что-то ярко сверкало, как море. Широкая мощеная дорога вела вдаль, скрываясь из глаз, почти поровну разделяя мир на право и лево. По ней двигались крошечные, как насекомые, фигурки.
И в каждой стороне виднелись высокие стены города, а в нем — скопление красных крыш. Однако замок повелительно притягивал к себе взгляд, стоило на мгновение отвести его. Кейс, прищурившись, посмотрел на окна и решил, что видит людей в них, однако было трудно это сказать наверняка. Возможно, всего лишь игра света. Себя же он чувствовал очень уязвимым — разумеется, из огромных окон кто-то мог увидеть его, стоит лишь взглянуть в эту сторону.
Даже будучи пьяным и ощущая, как под напускной веселостью бурлят горе и глубокая печаль, Кейс не мог не остановиться, чтобы внимательнее рассмотреть ослепительный пейзаж, признаваясь себе, что, увидев нечто подобное, и умереть не жалко. По крайней мере, теперь можно с чистой совестью шагнуть на тот свет — если, разумеется, он уже этого не сделал. Сам замок же… В общем, он по-прежнему видел только часть его, даже стоя на высоком холме позади. Каким же внушительным он должен выглядеть, если оказаться у самых стен! Наверное, захочется рухнуть на колени и начать молиться!
Так Кейс и стоял, глазел по сторонам, испытывая в душе глубокое успокоение; хотя он не знал, каким окажется скрытый замком пейзаж и весь этот другой мир, такой же реальный, как ботинки у него на ногах, однако вид части его несколько облегчил в сердце и на душе тяжесть, о которой он вплоть до этого момента не подозревал, хотя взвалил ее на себя давным-давно. Был ли это тайный страх, что не существует иного мира, кроме его собственного, с привычным добром и злом, банальностями и чудесами?
Кейс не знал ответа. Он просто смотрел, наслаждаясь вкусом каждого вдоха, и произнес:
— Кто бы мог подумать, а? Кто бы мог подумать…
* * *
Кейс и сам не знал, сколько простоял там, глядя на новый мир, пока его умиротворение не было внезапно нарушено хлопаньем крыльев и поднявшимся ветром. На одно сумасшедшее мгновение Кейс решил было, что на него пикирует сорока, и бросился на землю, закрыв голову руками, повинуясь рефлексу, выработанному много лет назад, когда еще мальчиком он развозил газеты и вдруг на него набросились птицы, сидевшие на проводах. В тот день он вернулся домой весь в слезах и вдобавок получил взбучку от отца, которому нужен был более смелый и крепкий сын и чье желание так и не сбылось.