Попытались мы от каравая краюху отломить – не вышло. Взял Муромец хлеб-соль, полотенцем обернул и в суму положил, чтобы добрых людей не обижать: откушаем-де на досуге. Сказывал нам боярин – как Вахрамея волкодлаки разорвали, дружина его прочь разбежалась, некому стало гору охранять. Потянулся народ из царства навьего на белый свет, поведал про жизнь подневольную, лютого царя Вахрамея и спасителей своих, трех Семенов. Уже и былин с десяток успели сложить, по всем углам скоморохи хвалу нам поют. Переврали, конечно, изрядно: то волкодлаки у нас заместо коней под седлами ходили, то мы сами волкодлаками обернулись и Вахрамея разорвали, то Баба Яга его помелом пристукнула. Только в одном и сходятся – честь и слава добрым молодцам, богатырям Лукоморским! Муромец так и светится, кольчугу мелом до блеска начистил, руку простреленную на перевязи напоказ носит. Иногда, правда, забывается – одну руку по нужде вытянет, рубаху там надеть или потянуться, а потом заместо нее другую положит.
Разошлись мы в Колдобене – Соловей к вольной дружине казацкой пристал. Те, как узнали, что тать, только обрадовались:
– Добро! Нам такой удалец и надобен, будешь ночным дозором ходить, недругов для допроса красть!
Обрадовался Соловей несказанно – нашел-таки службу по душе!
Муромца с Любушей я до терема царского проводил. Испросили они благословения родительского, да тут же свадьбу и справили, меня дружкой посадили. Упился, каюсь, вусмерть, ну да мне по чину свадебному положено.
Тут и сказочке конец… хотя кто его знает?