Оглядевшись, я не увидел ничего подозрительного и пошел дальше, прижимаясь к стенам. Боковым зрением вдруг заметил: воздух как будто колеблется рядом со мной, переливается, ну как над асфальтом в жаркий июльский день, только послабее. Вот есть такое переливчатое пятно — и все. А в остальном будто бы ничего не изменилось: дорога стелется под ногами, булыжники, нечистоты, выброшенные на мостовую, — город спит.
Я повернул вправо, к пустырю, подошел к большому камню у стоящей в стороне огромной ветлы, снял с плеч тяжеленный «рюкзак» — хорошо, что я сделал очень крепкую сумку с лямками, груза в ней не меньше двадцати килограммов — и присел… Растер больную ногу и вытянул ее вперед, полуприкрыв глаза… Мой взгляд под приспущенными веками стал блуждать вправо-влево, и я заметил, что появилось еще одно мерцающее пятно, затем они стали приближаться ко мне с двух сторон. Я был расслаблен, только поправил на коленях свою клюку…
Пятна уже приблизились на расстояние шага… рывок — выпад клинком! Кто-то застонал, пятно замерцало на дороге и что-то забулькало. Бросок стилета — рукоятка как будто зависла над землей, потом опустилась на высоту сантиметров около тридцати и остановилась.
Я прислушался — ничего не было слышно. Подошел к странным пятнам, потрогал рукой — рука уперлась во что-то теплое. Потянул — в руке осталось какое-то одеяние, а под ним труп мужчины, зажавшего живот. Классический удар — в солнечное сплетение. Случайность, конечно, но метил я именно туда: вывел примерный овал и ударил именно туда, куда хотел. Мгновенная смерть. Те-е-ек-с, смотрим второго: стилет в груди — сердце. Молодец, Витька! Не забыл еще умения…
А вот плащики у них интересные. Рассказывал мне Катун про такие: это производства эльфов, и очень, очень дорогие — плащи-хамелеоны. Отводят глаза, принимая цвет того, на что ты смотришь. Эльфийская магия. Это что получается, за мной эльфов, что ли, прислали? Что-то я им сильно насолил… эти плащи стоят целое состояние! Ну я так думаю: может, они их поперли у кого-то. Когда этот плащ надеваешь изнанкой наружу — плащ как плащ, не отличишь от обычных, выворачиваешь назад — и тебя не видно! А мне ведь повезло… мне же рассказывал Катун, что видеть разведчиков в таких плащах способны только маги. Как я-то умудрился? Я что — маг? Опа-па, опа-па! Мага не видали!
Я рассмеялся своему ребячеству — мне хотелось петь: я маг! — но быстро взял себя в руки и начал обшаривать трупы. Ничего интересного не нашел: несколько монет, какие-то амулеты… и кинжалы в руках. Хотели они меня подрезать, болезные, хотели… только вот инвалид неожиданно шустрым оказался. Не надо недооценивать противника, болваны!
Я с презрением плюнул на трупы, стащил с них плащи, надел на себя котомку с баблом, крякнув от напряжения, и, придерживая лямки — боялся, что оторвутся, — натянул сверху плащи, немного испачканные в крови. Они скрыли меня с головой — теперь я не был заметен. Сверху капюшон, почти полностью закрывающий лицо. Глаза видели сквозь завесу, но не висели в воздухе, как у Чеширского кота, — это я уяснил по своим преследователям. Ужасно довольный очередным приобретением, я отправился домой. Теперь я мог спокойно ходить по улицам, не боясь, что меня заметят.
Кстати, преследователи не были эльфами, это были люди. Я знал, что эльфов в империи мало — их очень недолюбливали после войны с колониями, когда они поддержали отделение колонистов от Ласандии. Единственный эльф, которого я видел, был разведчиком у бандитов. Взятые в виде трофеев плащи доказывали, что торговля с бывшей колонией, Карасом, идет довольно оживленно и, скорее всего, контрабандно.
Теперь дорога домой была приятна, хоть я и устал как собака. Все-таки лазать по тоннелям, тащить на себе полтора пуда золота и убить четверых плюс две собаки — довольно утомительное занятие. Я бы предпочел сейчас ехать на джипе.
Усмехаясь своим же мыслям и активно передвигая конечности, я подошел к дому. Сначала направился в палисадник, снял плащи и котомку, привязал мешок к веревке. Затем, оставив плащи на месте, возле веревки, прошел в огород и стал умываться у колодца, оттирая угольную пыль и кровь. Привел себя в порядок — и снова к плащам. Один, размахнувшись, забросил в комнату, второй надел на себя и поднялся по веревке, а затем втащил в окно и ее, вместе с привязанной к ней тяжеленной котомкой.
Деньги считать я не стал, котомку бросил под кровать. Она так брякнула мешочками с золотом, что я даже напугался — Марасу бы не разбудить. Раздевшись, осмотрел себя, включив магический светильник. На левой руке и на больной ноге были ужасные кровоподтеки от собачьих зубов. Еще бы немного, и они перекусили бы кости. Конечности ужасно болели, я подумал: может, что-то болеутоляющее найти? Сейчас бы коньяку хлопнуть стакан… руки и ноги трясло от напряжения и от нервного возбуждения, которое искало выхода. Хорошо хоть, что завтра я взял выходной — решил два дня подряд отдохнуть от школы. С трудом успокоившись, я заставил себя заснуть.
Утром сквозь сон я услышал чьи-то голоса, наверное, к матушке Марасе пришли за настойкой или мазью. Она получала за свои услуги действительно немного. Я подозревал, что ее клиенты не такие уж нищие, но вечно плакались и давали ей сущие гроши. Она, по доброте своей, не обижалась и объясняла мне, что одной соседке трудно, она детей тащит, другая никак мужа-пьяницу не приструнит, который ей ни житья, ни денег не дает, а третий сосед еще мужа ее знал — как с ним говорить об оплате, да и денег у него нет…
Посетители долго сидели, тетушка гремела посудой — видно, чай пили, потом шум затих — скорее всего, гости ушли. Я, скрипя сочленениями, как заржавленный траншейный экскаватор, встал с постели и потащился вниз.
— Привет, тетушка! Как спалось? — Я плюхнулся на стул за кухонным столом и пододвинул к себе чистую глиняную чашку для чая.
— Ой, так спалось! Приснился муж, да такой молодой, улыбается, что-то сказать хочет! — Тетушка забегала по кухне, собирая мне завтрак. — И ведь не пойму, чего сказать-то хочет! Машет мне, машет! Манит меня! — Потом погрустнела: — Умру я, наверно, скоро… Вот и он говорит мне: «Скоро встретимся».
— Да ну вы чего, перестаньте! Вам еще жить да жить! — Я не на шутку расстроился, представив, что она померла. Почему-то часто хорошие, добрые люди умирают рано, как будто они нужны где-то в другом месте. А вот подонки живут весело и счастливо. Я не знаю, почему так… иногда это наводит грусть.
— Ну, не будем о плохом. Я щас тебе чего расскажу!
Я насторожился:
— И чего такого? У тетушки Сараны появилось два любовника-курсанта? Мясник раздал все свое мясо неимущим и пошел побираться? Чего там такого прям интересного?
— Да ну тебя! — стала смеяться Мараса. — Сарана… уу-ха-ха-ха… надо ей рассказать! Ну, шутник!
— Тетушка, не вздумайте! Она мне в чашку плюнет на кухне в школе! — засмеялся я и отпил чаю.
— Ой, я не могу… в чашку плюнет! А она может! Ух-ха-ха-ха… — Мараса отсмеялась и продолжила: — Нет, тут в городе такое творится! Говорят, канцлера-казначея обокрали, ночью к нему кто-то вломился, и денег вынесли — ну немерено! Просто немерено! Напугали его, убили собак, охранника! Теперь весь город на ушах! Ищут какого-то черного. Говорят, вроде как откуда-то с островов, черный совсем. Всех на базаре допрашивают, чего видели. Что будет-то! Если уж на канцлера напали, а нам тогда чего ожидать? Сказали, сам император дал задание искать грабителя. Это же надо додуматься — напасть на второе лицо в государстве!