Когда вся группа была в сборе, их отвели в лифт и подняли на шестой этаж. Их жилье состояло на этот раз из большой общей комнаты, общей уборной и неизбежной фабрики-спальни с ее рядами коек.
Им сообщили, что в семь часов им подадут еду в кафетерии.
Несколько минут Ричардс сидел спокойно, потом встал и подошел к полицейскому, стоящему у двери, через которую они вошли.
– Есть здесь телефон, приятель?
Он не ожидал, что им позволят звонить, но полицейский резким движением выбросил большой палец в сторону коридора.
Ричардс с шумом толкнул дверь и выглянул в щель. Действительно, вот он. Телефон-автомат. Он снова взглянул на полицейского.
– Послушай, если ты одолжишь мне пятьдесят центов на телефон, я…
– Отье… сь, чучело.
Ричардс сдержал гнев.
– Я хочу позвонить жене. Наш ребенок болен. Поставь себя на мое место, ради Христа.
Полицейский расхохотался: короткий, лающий, грубый звук.
– Все вы одинаковы. Каждый день новые враки.
– Сволочь, – бросил Ричардс, и что-то в его глазах и в развороте плеч заставило полицейского отвести взгляд к стене.
– Ты не женат? Ты что, никогда не был на мели, так что приходится одалживать, даже если тебе кажется, что наелся дерьма?
Полицейский вдруг засунул руку в карман куртки и вытащил ее с пригоршней пластмассовых монет. Он швырнул Ричардсу два новых четвертака, запихнул остальные деньги в карман и схватил Ричардса за грудки.
– Если ты пришлешь сюда еще кого-нибудь, чтобы разжалобить Чарли Грэйди, я из тебя, сукин ты сын, мозги вышибу, вонючка.
– Спасибо, – невозмутимо ответил Ричардс. – Что одолжил.
Чарли Грэйди рассмеялся и отпустил его. Ричардс вышел в коридор, снял телефонную трубку и бросил деньги в отверстие. Они звякнули в пустоте – о Боже, все напрасно, – но вот появился гудок. Он медленно набрал номер коридорного телефона шестого этажа в надежде, что сука Дженнер в конце коридора не ответит первой. Узнав его голос, она медленно завизжит «Вы не туда попали», и деньги будут потеряны.
Телефон прозвонил шесть раз, потом незнакомый голос ответил: «Алло?»
– Я хотел бы поговорить с Шейлой Ричардс из квартиры 5С.
– Мне кажется, она вышла, – произнес голос. Он звучал оскорбительно. – Она, видите ли, гуляет по панели. У них болеет ребенок, а муж у нее растяпа.
– Постучите в дверь, – попросил он, в то время как рот у него будто заполнился ватой.
– Подождите.
Трубка на другом конце стукнулась о стену, когда обладатель незнакомого голоса отпустил ее. Далеко, еле различимо, как будто во сне он слышал стук в дверь и выкрики незнакомого голоса: «Телефон! К телефону, миссис Ричардс!»
Полминуты спустя незнакомый голос был снова у телефона.
– Ее нету. Я слышу, как орет ребенок, а ее нету. Говорю же, она всегда начеку, как подует попутный ветер. – Голос захихикал.
Ричардс представил, как он телепортируется по телефонному проводу и выскакивает на другом конце подобно джинну из бутылки и душит незнакомый голос до тех пор, пока у него не вылезут глаза и не покатятся по полу.
– Напишите записку, – попросил он. – Напишите на стене, если надо.
– Карандаша нету. Кладу трубку. Пока.
– Подождите! – в крике Ричардса звучала паника.
– Я… минуточку. – Голос неохотно продолжил. – Она поднимается по лестнице.
Ричардс, весь в поту, почти без сознания прислонился к стене. Минуту спустя голос Шейлы звучал в его ушах, вопросительный, утомленный, немного испуганный:
– Алло?
– Шейла. – Он закрыл глаза, ощущая спиной поддержку стены.
– Бен. Бен, это ты? У тебя все в порядке?
– Да. Отлично. Кэти. Как она…
– Так же. Температура не такая уж высокая, но кашель такой хриплый. Бен, мне кажется, у нее в легких мокрота. Что, если у нее воспаление легких?
– Все будет хорошо. Все будет хорошо.
– Я… – Она сделала длинную паузу. – Я ненавижу уходить от нее, но я должна была. Бен, я провела двоих сегодня утром. Прости меня. Я купила ей лекарства в лавке. Хорошие лекарства. – Ее голос обрел страстную библейскую мелодичность.
– Это все дерьмо, – сказал он. – Послушай: не делай этого больше, Шейла. Пожалуйста. Я думаю, я принят. Они не могут исключать нас и дальше, потому что у них слишком много программ. Для них требуется пушечное мясо. Думаю, что они дают аванс. Миссис Алшо…
– Она выглядела ужасно в трауре, – перебила Шейла голосом, лишенным выражения.
– Не волнуйся об этом. Оставайся с Кэти, Шейла. Не надо больше этих штук.
– Хорошо. Я больше не выйду.
Но он не поверил ее голосу.
– Даешь слово, Шейла?
– Я люблю тебя, Бен.
– И я тебя лю…
Три минуты закончились, – раздался голос телефонистки. – Если вы хотите продолжать, опустите один Нью-Квотер или три старых монеты по 25 центов.
– Подождите секунду! – закричал Ричардс. – Не прерывай разговор, сука. Ты…
Пустое жужжание прерванной связи. Он бросил трубку. Она пролетела длину серебряного провода, подскочила, ударившись в стену, и стала медленно раскачиваться из стороны в сторону, как неизвестная науке змея, которая кусает один раз и умирает.
Кто– то должен заплатить.
Кто– то должен.
Счет продолжается…
Их разместили на шестом этаже до десяти утра следующего дня, и Ричардс чуть не сошел с ума от гнева, беспокойства и бессилия, когда молодой и немного неряшливый парень в облегающей униформе с эмблемой Игр пригласил их пройти в лифт. Их было всего около трехсот: более шестидесяти из их числа были бесшумно и безболезненно удалены накануне. Один из удаленных был тот самый малыш с неистощимым запасом непристойных баек.
Их привели в небольшую аудиторию на седьмом этаже группами по пятьдесят человек. Аудитория была роскошной, отделанной красным плюшем. В подлокотниках сидений, сделанных из настоящего дерева, были вмонтированы пепельницы, и Ричардс выудил свою помятую пачку «Блэмс». Он стряхивал пепел на пол.