В этом альбоме было все, включая начало конца. Среди рассказов о корпорации, терпящей финансовый крах в Иране, были и фотографии наполовину недостроенных небоскребов в Чикаго и Сент-Луисе.

Кэти закрыла альбом и обвила его руками, прижимая к сердцу. Она терлась щекой о его крышку, а ее тело сотрясалось от рыданий.

— О, дорогой, почему ты не рассказал мне? — судорожно всхлипывала она.

Глава 19

Гарсия отнес последние два чемодана в «роллс», и Кэти повернулась к Габриэле, которая уныло стояла в гостиной.

— Мне так жаль, — прошептала Габриэла, когда Кэти попрощалась с ней, — мне так жаль.

Эдуарде шагнул вперед и холодно протянул руку.

— Счастливого полета, — сказал он, и его голос был еще более отчужденным, чем когда-либо.

Гарсия открыл дверцу «роллса», и Кэти села. Она взглянула на роскошный, обшитый белой кожей салон, который однажды поразил ее. Конечно же, это была машина Рамона, осознала Кэти с внезапной болью. Неудивительно, что он выглядел таким мрачным, когда она пришла от нее в восторг: он терял эту машину. Он потерял все, даже ее.

Обнаружив, что Гарсия до сих пор не закрыл дверцу, Кэти подняла на него глаза. Он полез в карман своей черной униформы и вытащил банковский чек. Кэти уставилась на чек в немом горе. Он был на три с половиной тысячи долларов, на пять сотен больше, чем она потратила. Очевидно, Рамон не поверил ей даже тогда, когда она сказала правду.

Кэти почувствовала себя больной. То, в чем она себя упрекала, не было ее виной! Если бы Рамон не пытался выдавать себя за обычного фермера, она не была бы такой подозрительной и не боялась бы выйти за него замуж. Она бы не чувствовала себя обязанной оплачивать половину покупок. Тогда ничего бы не произошло. Но это случилось. Она опозорила и унизила его, и теперь он отправляет ее домой.

«Отправляет меня назад», — подумала она, когда машина плавно тронулась с места. Что с ней случилось, что она позволила Рамону отослать ее?

Еще не пришло время, чтобы становиться послушной. Но Кэти задрожала от ужаса, вспомнив ярость, застывшую на его лице, убийственный гнев в каждом отчетливо произносимом слове. Его угрозу: «Солжешь еще один раз, и я сделаю так, что твой первый муж покажется тебе святым». Этого ему лучше было не говорить!

Кэти прикусила губу, отчаянно пытаясь найти в себе хоть какое-нибудь мужество, чтобы попросить старого шофера отвезти ее к Рамону и объясниться с ним. Она обязана поехать к нему. Она без конца повторяла себе, что Рамон не стал бы делать того, что сделал с ней Дэвид. Рамон не знал, как напугал ее, когда сказал эти слова. В любом случае она не собирается лгать ему, так что у него не будет причины.

Из этого ничего не выйдет, осознала Кэти. Она не могла остаться с его яростью наедине. Подсознательно или нет, она безумно боялась физической расправы.

Ей был необходим кто-то, кто пошел бы с ней к нему. Но ей неоткуда ждать помощи. К тому же уже слишком поздно. Рамон ненавидит ее за то, что она сделала. Нет, он любил ее. А если он любил, то не смог разлюбить так быстро и просто.

«Он должен выслушать меня», — лихорадочно подумала Кэти, когда темно-бордовый «роллс» плавно остановился, пропуская группу туристов, переходящих через улицу. «Боже мой, кто-то должен заставить его выслушать меня!» Как раз в это время Кэти увидела, как падре Грегорио идет через сквер от своего маленького домика к церкви. Его темная сутана развевалась от легкого ветерка. Он взглянул прямо на машину, увидел ее лицо через окно и медленно отвернулся. Падре Грегорио никогда не поможет ей… Или?

«Роллс» уже тронулся с места. Кэти никак не могла найти кнопку, чтобы открыть перегородку. Она постучала в нее и позвала:

— Остановитесь! Parese!

Но только по тому, как сузились глаза Гарсии в зеркале заднего вида, она поняла, что он услышал ее. Очевидно, Рамон дал ему приказ посадить ее на самолет, и именно это он и собирался сделать. Кэти попыталась открыть дверь, но она была заблокирована.

В полном отчаянии она прикрыла рот рукой и закричала:

— Пожалуйста, остановитесь, меня сейчас стошнит. Это сработало! Гарсия мгновенно остановил машину, открыл дверь и помог ей выйти.

Кэти оттолкнула руку изумленного старика.

— Мне уже намного лучше! — крикнула она и побежала через площадь прямо в церковь к человеку, который однажды предлагал ей свою помощь.

Она метнула взгляд через плечо, но Гарсия ждал около машины, думая, очевидно, что ее охватило сильное религиозное чувство.

На верхней ступеньке Кэти замешкалась: падре Грегорио не испытывал к ней ничего, кроме презрения. Он никогда не станет помогать ей. Он решительно велел ей возвращаться в Штаты. Она заставила себя рывком открыть тяжелую дубовую дверь и вошла в холодную, освещенную лишь свечами темноту. Она бегло осмотрела алтарь и небольшие украшенные ниши, где в маленьких красных светильниках мерцали свечи, но священника там не было. А потом она увидела его. Он не был занят чем-то, как она предполагала, а просто одиноко сидел на второй скамье. Его седая голова была наклонена, плечи опущены, то ли в отчаянии, то ли в благоговейной молитве.

Она тяжело вздохнула, остатки мужества покинули ее. Он никогда не поможет ей. Падре Грегорио не любил ее так же, как и Эдуарде, и на то были причины. Повернувшись, Кэти пошла назад по проходу.

— Сеньорита! — Резкий, властный голос падре Грегорио просвистел как кнут, заставив се содрогнуться всем телом.

Кэти медленно повернулась и взглянула ему в лицо. Он стоял в центре прохода, глядя на нее более сурово, чем когда-либо.

Кэти с трудом проглотила ком, застрявший в горле, и попыталась набрать воздуха в грудь.

— Падре Грегорио, — сказала она нервным, умоляющим голосом, — я знаю, что вы думаете обо мне, и не виню вас. Но до вчерашнего вечера я не понимала, почему для Рамона было так унизительно позволить мне платить за вещи, особенно в деревенском магазине. Вчера, когда Рамон обнаружил, что я наделала, он пришел в ярость. За свою жизнь я никогда, никогда не видела человека в такой ярости. — Ее голос упал до задыхающегося шепота:

— Он отправляет меня назад домой.

Она посмотрела на его строгое лицо в надежде обнаружить хоть какой-нибудь признак понимания или сочувствия, но он смотрел на нее прищуренными пронзительными глазами.

— Я не хочу уезжать, — всхлипнула она. Она подняла руку в беспомощном, умоляющем жесте, и, к ее полному ужасу, слезы брызнули из глаз и потекли по щекам. Слишком униженная, чтобы смотреть на священника, Кэти безуспешно пыталась остановить их.